У ворот Северина - [50]

«Вероятно, — думал Михай, — кто-то все-таки караулит меня ночью или днем на нашей улице. Не настолько же они наивны, чтобы пренебречь такой простой возможностью… А может, они думают, что я не вернулся домой? Допустим и такой вариант… Они считают, что я достаточно осторожен, чтобы не явиться к родителям…»

Правда, у Михая была одна зацепка… Однажды ночью, когда вместе с поляком, бежавшим, как и он, из лагеря, они пробирались мимо небольшой станции, поблизости случилась железнодорожная катастрофа. Столкнулись два поезда, товарный и пассажирский. Было много человеческих жертв — десятки, если не сотни мертвых; некоторые до того изуродованы, что их невозможно было опознать. Пользуясь ночной темнотой и паникой, которая охватила всех, кто был на станции, Михай смешался с толпой и, сделав вид, что помогает переносить раненых, вынул из кармана мертвого немца документы, положил вместо них свой военный билет, письма и фотографии. С тех пор он путешествовал под именем Отто Малера, поставщика фабрики сафьяновых изделий в Берлине… «Быть может, немецкие власти, найдя мои документы в кармане мертвеца, решили, что я погиб, и отказались от розысков, — говорил он себе. — Сразу после побега они разослали, конечно, соответствующие бумаги, чтобы меня искали повсюду, но потом, найдя на месте катастрофы мои документы, они, возможно, перестали искать меня».

Михай поделился своими предположениями с отцом, но учитель был непреклонен. Сын должен обязательно покинуть дом, иначе в любую минуту на семью может обрушиться страшное несчастье. Два дня назад, вечером, они горячо поспорили, каждый остался при своем мнении, и, вместо того чтобы утихнуть, конфликт между ними разгорелся с новой силой.

— Итак, мальчик, — заключил Влад Георгиу, — прошу, найди себе убежище, которое бы тебя устроило и где бы ты был в безопасности. Я твой отец, и мне тяжело просить тебя уйти из дому, но подумай о семье. Надежда, что твои документы были найдены в кармане погибшего при катастрофе, иллюзорна, она лишена всяких оснований. Ищейки из гестапо или из нашей полиции не такие дураки, чтобы дать сбить себя со следа столь примитивным способом. Их молчание и то, что столько времени они ничего не предпринимают, не предвещает ничего хорошего, и я очень беспокоюсь… Кто знает, что они затевают…

— Ничего они не затевают, — попытался успокоить его Михай. — Я уверен, они пришли именно к такому выводу…

— К такому, не к такому, но я прошу тебя покинуть этот дом! — категорически потребовал отец. — Ради бога, Михай, пойми наконец, что мои нервы больше не выдерживают!.. Я чувствую, что схожу с ума. Мне мерещатся всякие кошмары. Днем и ночью я вздрагиваю от любого шороха на улице. Чего ты хочешь? Чтобы я попал в сумасшедший дом?

— Хорошо, отец, — согласился Михай слабым, слегка дрожащим голосом. — Через два-три дня или даже завтра, если я смогу с помощью Даны найти себе убежище, я, конечно, уйду, лишь бы ты был спокоен. Ваши нервы вам дороже, чем моя жизнь…

— Свою жизнь ты сам поставил на карту, — резко возразил отец. — Так что теперь не остается ничего другого, как пожинать плоды…

Михай поговорил с Даной, и она обещала узнать, где бы он мог укрыться, обещала связаться с надежными людьми и все уладить. Взявшись помочь брату, она решила прежде всего обратиться к Валериу. Он был человек опытный, хорошо знал законы конспирации, был в курсе того, что случилось с Михаем. «Да и Михай для него теперь не аполитичный подросток, — размышляла Дана, — а человек, который много пережил и смертельно ненавидит фашистов. Это дает мне основание надеяться, что Валериу обязательно займется его делами».

Дана шла по бульвару Кароля на встречу со связным, который должен был сопроводить ее к месту, где было назначено собрание организации.

Было жарко. Солнце жгло в этот полуденный час так сильно, что плавился асфальт, на серо-черной смолистой массе отпечатывались следы каблуков, подковок, гвоздей. Раскаленный воздух был пропитан дымом и запахом горелого дерева. Запах этот держался вот уже несколько месяцев, и жители города и не надеялись избавиться от него в скором будущем. В этом пекле Дана искала тень, переходя от одного каштана к другому, обмахивалась иллюстрированным журналом, как веером, чтобы хоть немного охладиться. На ней было белое платье с красным кожаным поясом, на ногах неизменные сандалеты, тоже красные. Напротив гимназии «Траян» она встретила старого седовласого продавца браги в надвинутой на лоб засаленной феске; в руке он держал бочонок, схваченный латунными обручами. Дана остановилась и попросила у него стакан холодной воды.

— Нет вода, мадемуазель, — с сожалением пожал плечами турок. — Есть один брага. Хороший брага для красивый девушка!

— Ну, брага так брага…

Она с удовольствием выпила стакан густой сладковатой жидкости, заплатила и двинулась по бульвару дальше, спеша на встречу со связным. Турок же несколько раз провел монетой по серой бороде, механически повторяя: «Аллах послал мне почин, воздадим хвалу аллаху».

Напротив театра два здания рухнули при последней бомбежке. Остались две стены с закопченной штукатуркой, два печных фундамента, а в глубине двора — гараж со сдвинутой набок крышей. Среди груды щебня там и сям валялись обломки мебели, куски ковров, лоскуты горелых занавесок, сломанные двери, осколки оконных стекол, словом, все, что было искорежено, изуродовано и разбито во время взрыва и пожара. Щебень засыпал улицу почти до середины, так что невозможно было проехать. Дана увидела в просторном дворе сгоревших домов ребят из гимназии «Траян», которые очень старательно, но бестолково таскали на носилках кирпичи и ссыпали их на две подводы, стоявшие в тени тутового дерева. С ними было и несколько учителей, которые распоряжались и наблюдали за работой, стоя посреди двора, под палящими лучами солнца.