У ворот Северина - [39]

— И сегодня ты ходил за трубой? — снова заговорил Грэдинару, прихлопнув регистрационной книгой муху, назойливо летавшую над столом.

— И сегодня, господин плутоньер.

— В штатском?

— Нет, господин плутоньер, не в штатском.

— Выходит, старший сержант Гэлушкэ врет как сивый мерин? — спросил напрямик Грэдинару, снова уперев руки в бока и нахмурив брови. — Разве унтер-офицер может лгать?

— Я не говорю, господин плутоньер, что он лжет. Он мог и обознаться. Люди похожи друг на друга…

— Он сказал, что ты был в штатском и глазел, как горит дом…

— Неправда, господин плутоньер! Там, где я был, не горел ни один дом.

— Не горел, не горел! — сердито буркнул Грэдинару. — У меня, может, душа горит, а тут крутись-выпутывайся: отчетность по боеприпасам давать, а ты ключ от склада с собой уволок… Как, черт побери, я в этот склад попаду, если он на замке?! Негоже, когда мужик воюет дома, — вздохнул он, сердито качая головой. — Целый день только и знаешь, что просишься в увольнение да строчишь очередной рапорт, выпусти, мол, тебя из казармы, а только выпустил, ты шасть — и по бабам…

— Да не по бабам, господин плутоньер, на задании я был…

— Знаю я твои «задания»! Тянешь волынку с колодцем у полковника, чтоб лишний раз заскочить к какой-нибудь бабенке…

Грэдинару замолчал и снова нервно завертел ручку телефона. С перекошенным лицом и выпученными глазами он орал в трубку:

— Первый! Первый! Черт бы побрал этот первый батальон с дохлым телефонистом! Кто у них там главный? Первый! Первый! — Грэдинару поднял глаза на капрала и, увидев, что тот все еще мнется у двери, гаркнул на него: — Что ты здесь торчишь как пень?

— Я думал, у вас еще что, господин плутоньер.

— Кошки у меня на душе скребут, вот что у меня! — горячился Грэдинару и охрипшим голосом, почти задохнувшись в крике, рявкнул: — Кругом, шагом марш! Мадам ждет пакет.

— Слушаюсь, господин плутоньер! Разрешите зайти в мастерские за шурупами для господина полковника? Я задержусь недолго…

— Валяй! Но никому ни полслова, что в пакете! Ясно?

— Так точно, господин плутоньер!

— Выполняй приказ!

Дом Петре Грэдинару находился на северо-восточной окраине города, вблизи учебного поля. Он был невысокий, красивый, с пятью просторными, светлыми комнатами и застекленной верандой, окруженный каменным забором, увитым вьющимися розами. Общую картину покоя и уюта дополнял сад с цветочными клумбами и разноцветными шарами на низеньких столбиках, окруженных пышными хризантемами и яркими петуниями.

Было довольно поздно, когда капрал Тудор Динку прибыл сюда с объемистым пакетом под мышкой; квартал, как и город, был погружен во мрак. Он хорошо знал это место и не мог заблудиться. Но, дойдя до ворот и заглянув через забор, увидел, что в особняке темно. Может быть, хорошая светомаскировка, а может, никого нет дома?

Капрал постоял немного, думая о том, что пакет придется, вероятно, тащить обратно, он, правда, не тяжелый: мясо, макароны, мармелад и несколько бутылок. Вдруг он вспомнил, что забыл взять бутылки с растительным маслом. Их приготовил солдат-кладовщик, но, возможно, они были не для Грэдинару? Гэлушкэ отсутствовал, а то бы рассудил, какие продукты кому предназначены. Завтра утром снова придется идти на склад.

Динку постучал в ворота, но ему никто не открыл. Постучал еще раз, сильнее. Залаял соседский пес, к нему тотчас присоединился другой. Капрал подождал несколько минут, не выйдет ли кто-нибудь на веранду. Никто не выходил. Тогда он открыл ворота и вошел во двор. Обогнул дом, скрипя по галечнику дорожки, и остановился у черного входа, ведущего на кухню. Динку отлично ориентировался здесь, знал и жену Грэдинару — мадам Флорику, Фифи, как ее звали близкие друзья, он не раз бывал у них в доме, чинил электровыключатели, ручки дверей, менял прохудившийся желоб или перегоревшую лампочку. Не мешкая, он ступил в темный коридор и отворил дверь в комнату; половицы под потами пели на все голоса. В комнате, смежной с той, куда он попал, послышался шепот, пружинная сетка кровати лязгнула, кто-то торопливо вскочил, донесся звон разбитого стакана или чего-то еще, и Динку, застывший в нерешительности на месте, услышал в темноте голос старшего сержанта Гэлушкэ, точнее, его шепот:

— Черт бы побрал эту бутылку! Фифи, ты лежи, только не двигайся, а я пойду посмотрю, кто там…

— Петрикэ!..

— Да нет, он уехал в Эргевицу, а то бы я не пришел…

— Кому же, кроме него?

— Какой-нибудь бродяга… Пользуется затемнением. Повадились по ночам воровать, света нет, удобно… Не волнуйся. Я погляжу, кто там…

В комнате вспыхнул огонек зажигалки, и через окошко, задернутое легкой занавеской, которое почему-то выходило не на улицу, а в комнату, капрал увидел взлохмаченную голову старшего сержанта, он то наклонялся, то выпрямлялся, словно искал что-то на полу, его удлиненная тень металась на стене, как на экране. Динку не стал дожидаться, повернулся, собираясь уходить, но дверь распахнулась, и старший сержант спросил сонным голосом:

— Кто тут? Чего молчишь? Кто тут?!

Капрал не отвечал. Он постоял минуту, прислонившись к стене, чтобы его не заметили, потом, когда все затихло, осторожно положил пакет на стол, стоящий в коридоре, и крадучись вышел во двор. Торопливо выскочил за ворота и зашагал по утопающим во мраке улицам к окраине города. «Чертов Гэлушкэ! — подумал он, спеша попасть к назначенному часу к месту встречи. — Рука как деревяшка, а тоже мне, любовь крутит. И с кем? С женой начальника… Грэдинару, видать, догадывается, что к чему, да не хочет спугнуть, надеется застукать, чтобы не открутился». Гэлушкэ был изворотливым типом и связь с мадам Фифи, наверное, скрывал умело. Она была худенькой черноглазой женщиной с белым лицом, резвая, как ребенок, с неизменной улыбкой на ярко накрашенных губах, трудно было поверить, что ей за сорок. Грэдинару познакомился с ней в деревне на свадьбе, когда уже был вдовцом, скоропалительно женился, привез в город, в свой дом, который восхитил ее. Городская жизнь быстро вскружила ей голову, и из прежней наивной девочки, кокетливой и обаятельной, она превратилась в женщину, на которую оглядывались все мужчины. Так что Гэлушкэ, дамскому угоднику, мужчине с довольно смазливой физиономией, было лестно завоевать ее благосклонность.