У Вечного огня - [105]

 — Ишь, чего захотел! — рассмеялся  Петька, прищурив левый глаз. — Когда это мамка тебе кашу варила? Ты ж детдомовский!

 — Когда жива была! — вздохнул  Пашка.

 — Эх! Где ты детство золотое! — пропел гнусавым голосом, колобок.

 Миша  задвигал ложкой, заглатывая большие порции,  глотая  вместе со слезами, каждый раз обильно заливавшими  глаза, когда  ел.  Покончив с кашей,  выпил мутную жидкость из граненого стакана.

 — На работу, в строй, становись! — прозвучала команда. Из черного стенного репродуктора зазвучала бравурная музыка старого марша. Зашумели отодвигаемые стулья, ребята  лениво вышли строиться в коридор.

 Мишка оправил куртку, глянул на загнутые кверху, мыски черных ботинок.  Не могли подобрать размер! Обещали поискать, а уже сколько прошло! Засопел  носом, глотая слезы. Сейчас бы на улицу. Воздух свежий, морозный! Скатать пару снежков, бросить в Наташку. Как и все близнецы, он, больше всего скучал по сестре. Это была их первая разлука. Они и в школе сидели за одной партой. Часто, когда его вызывали, он слегка толкал сестру под столом ногой, и она, уткнувшись в раскрытый учебник, одними губами  шептала слова подсказки. Не всегда, но  иногда ему  удавалось ответить урок. А после Наташка, на перемене, или дома, отчитывала его, за лень. И он давал клятву, что это в последний раз. Но, заслышав крики друзей, выскакивал пулей из дома, под громкие вопли сестры, опять оставляя  школьные задания  на потом.

 — Федоров, Лапин! На свидание! — воспитатель остановился возле двери столовой.

 — Счастливчики! — кто-то прошептал сзади. Сегодня не будут работать. А мы опять вату для матрасов расправлять!

 Мишка вздрогнул. К нему приехали! Сердце  подпрыгнуло к горлу, забилось в радостном порыве. Сейчас  увидит маму. Кто же еще мог приехать!

 Мишка, старательно заложив руки за спину, переставляет ноги по стертому линолеуму. Знает, следом идет Пашка. К нему тоже мать приехала. Два месяца назад она приезжала,  продуктов разных навезла.  Теперь и моя мамка, тоже, наверное, гостинцев привезла. Мишка сглотнул слюну.

 — Налево! — скомандовал сопровождающий. Мишка послушно повернул за угол. Узкий коридор без окон.  Впереди   железная дверь. Пришли! Промелькнуло в голове, и сердце подпрыгнуло в радостном порыве.

 Щелкнул замок. Скрежет двери по полу.  Мишка перешагнул порог.  Низкий, нависший над головой потолок, маленькие, зарешеченные, прорези в стене, подобие окон. Низкие лавки у стен. И женщины, кажется, все на одно лицо, в темных пальто, закутанные в  черные платки, серые, уставшие лица, толстые сумки у ног.  Барак для свиданий!  Он повертел головой. Где же мама!?

 — Проходи! — услышал  за спиной, и почувствовал легкий толчок в спину.

 Мишка сделал шаг, потом другой.

 Люба,  сдерживая порыв броситься навстречу, закусив губу,  глядит на вошедших. Что-то знакомое в разлете густых бровей, припухлые губы. Мишка, или нет! Она вглядывается в перешагнувшего порог, паренька. Нет, это не Миша!  Хотя вроде и похож на Мишу. Парнишка сделал шаг. Господи! Сына не узнала.  Похудел, побледнел. На щеках красные пятна. Ветрянка  что ли?

 — Мишенька! Сынок! Здесь я! — Люба встала с лавки.

 Мишка  повернул голову на знакомый голос. Худая, низкого роста, женщина, черный платок  спущен на плечи, серое лицо, седая прядь упала на лоб. Неужели,  мама! Постарела! Все из-за меня! Он ощутил острую колющую боль в сердце.

 — Мама! Мамочка! — бросился  к женщине, с голосом его мамы. Упал на колени. — Прости меня! — слезы градом покатились по его щекам.

 — Мишенька, сыночек! — Люба  обняла голову сына, прижала к себе. — Что они с тобой сделали!

 — Сам во всем виноват! Нет мне прощенья! Только ты прости! Мамочка! — глухие рыдания вырвались из его губ.

 — Что ты, маленький! Давно простила! Бедный мой, мальчик!  — она наклонилась, пытаясь поднять сына. — Здесь, бабушка со мной!

 Мишка неуклюже поднялся на ноги, покачнулся, как пьяный. Сквозь, туман, застлавший глаза,   с трудом разглядел лицо бабули, и шагнул к лавке.

 — Бабулечка!  — она обхватила трясущимися руками его голову, покрыла поцелуями лоб и щеки. 

 — Простите, меня! — по слогам произнес Мишка, скорее не произнес, а выжал из себя слова. — Я подлец! Не заслуживаю ваших слез и вашей любви!

 — Все пройдет! Все перетерпится! — старушка погладила его голову ладонями. — А мы с мамой тебе пирожочков домашних привезли. Только остыли, наверное. Вот, я сейчас достану! — она, наклонилась над сумкой, у ног, расстегивая, молнию.

 — Мама, я сама! — отстранила старушку, Люба.

 В нос Мишке ударил аромат печеного теста, мяса.  Он схватил пирожок, из поднесенного ему пакета, откусил большой кусок, жадно зажевал. Запах родного дома. Ему вспомнилась их квартира, маленькая кухня, с окном во двор, где слева и справа, как грибы, такие же хрущевки. Старый раскидистый клен, упершийся веткой в железный подоконник. Зачем  пошел  в кафе? Сейчас бы не сидел на этой старой, затертой до грязного блеска, лавке.

 — Кто остается на ночь, получите ключи от комнаты! — услышала Люба.

 — Мы остаемся!? — спросила старушка у Любы.

 — Не помню, что  писала? — Люба приложила ладони к щекам. — Конечно,  хочу остаться!