У Вечного огня - [103]

 — Спасибо! — Люба почувствовала, как загорелись щеки. Стыд, какой!  С детских лет по тюрьмам! Как дальше его жизнь сложится! Не думала, не гадала! А пришлось, сына в тюрьме навещать! Кажется, водитель смотрит ей вслед. Да, какое ему дело! Она все еще не может избавиться от чувства унижения и стыда!

 Тяжело ступая, с тяжелой сумкой, она пошла по узкой протоптанной тропинке. Не разрешат передачу, придется все назад везти? Тревожится Люба. Не повезу, раздам чужим, а не повезу. 

 Идти, действительно, оказалось недалеко. Вскоре, женщины увидели, высокую стену, с натянутой по верху кирпичной кладки, колючей проволокой. Обойти надо! Вспомнила Люба, оглянулась на мать.

 — Потерпи! Немного осталось!

 У двери низенького побеленного здания,  стоят женщины. У всех  большие сумки. Не одни мы! Не у одних, нас, горе! Здесь не надо стыдиться! Поняла Люба. 

 — Не открывали еще! — невысокая женщина, в черном платке, приветливо кивнула Любе. — Скоро откроют! Потом заявление писать надо, потом списки читать станут. Если есть нарушения, то и не разрешат. Я второй раз здесь! — она  достала из кармана теплого жакета, носовой платок. Вытерла красные, от слез, глаза. — Мой киоск кондитерский ограбил. Печенья ему захотелось! Отца нет. По пьяне, под машину угодил. Сразу насмерть. А я одна! Завод закрыли. Два магазина убираю. Слава Богу, на хлеб с картошкой хватает!  Теперь вот, с последнего собрала. Три года дали! Каким выйдет, не знаю! Лишь бы к наркотикам не пристрастился! Сейчас на воле, трудно удержать детей от соблазнов всяких, а там, кто глядеть за ними станет! А ваш, сынок, или девочка!

 — Сын! — Люба, потянула концы платка.

 — А вон у них, — женщина кивнула на толстушку в клетчатом платке. — Девчонка подружку ножом! Тоже три года дали. Хорошо, подруга жива осталась. Уже год сидит. Шестнадцать лет было. И чему их только в школе учат? Уж больно, злые дети стали! Что дальше будет! Пересадить бы всех, кто довел людей до нищеты, до злости!  А то, ведь, они на воле ходят, бизнесмены, олигархи всякие, а дети сидят!

 Щелкнул замок, дверь распахнулась.

 — Кто на передачу! — полная женщина в гимнастерке, в накинутом на плечи полушубке, громко объявила. — Входите, заполняйте анкету!

 Люба подняла сумку, пропустив женщин, вошла, оглядела помещение. Низкий потолок, стены с облезлой краской, узкие деревянные лавки вдоль стен. Сюда Мишку приведут!?

 — Если свидание разрешат,  в другое помещение проводят! — шепнула ей на ухо, соседка по несчастью.

 Люба  опустилась на лавку.

 — Иди сюда, присядь! — позвала,  остановившуюся в дверях, мать. Опустила глаза, чтобы скрыть слезы. Совсем перестала уделять ей внимание. Она вдруг ясно увидела, как постарела, побледнела, Варвара Михайловна за эти месяцы, когда в их дом вошли одна за другой, беды.  Если со мной что-то случится,  ей не  справиться с двумя  непутевыми внуками. В тюрьму  передачи надо возить, а это не ближний свет! Наташка скоро с малышом  будет нянчиться. На одну пенсию им не протянуть. Надежда обещала помогать.   Кто ее знает. Каждый думает, прежде всего, о себе.

 — О чем задумалась? — толкнула женщину локтем в бок, старушка.

 — Так!  Надька обещала помогать. В чем проявится ее помощь? —  повернула к матери, бледное лицо с темными пятнами у глаз.

 — Сиди,  пойду бумаги оформлять! — поднялась Любаша. — Вон очередь, какая собралась! Она присела у деревянного стола, взяла из стопки,  лист бумаги. Низко наклонила голову,  рассматривая мелко распечатанные слова на разлинованных строчках. Взяла ручку, с обгрызенным кончиком из пластмассового стакана, медленно вывела на верхней  строчке  фамилию.

 — Скорее заполняйте, мне еще за разрешением  к начальству идти! — громовым голосом объявила сотрудница колонии, высунувшись, из маленького окошка, за деревянной перегородкой. 

 Люба пробежала  взглядом заполненный бланк, проверяя, нет ли ошибок, встала, подошла к окошку, положила на деревянный прилавок.

 — Ждите! — объявила женщина,  и захлопнула окно.

 Люба  присела рядом с матерью, потянула с головы платок, пригладила ладонями волосы.

 — Что ж теперь, Любаша?

 — Сказали ждать! — расстегнула верхнюю пуговицу на пальто. Только сейчас ощутила тяжелый воздух, в помещении,  с устоявшимся запахом табака, человеческого пота.  Сколько народу каждый день, здесь, ожидают свидания с родственниками,  преступившими закон, совершившими преступление. А ведь, это,  детская колония! Каково им, там,  на нарах, считать дни, часы, минуты до окончания срока!? Союз распался,  количество преступников увеличилось. По телевизору  говорят. А если увеличилось, значит, в обществе что-то нарушилось. Мне это все непонятно. Никогда не вникала, в происходящие события.

 — Тебе плохо? — Варвара Михайловна наклонилась к дочери.

 — Душно! Дышать тяжело!

 — Пойди, на улицу, я тебя позову!

 — Нет, потерплю! Вдруг сейчас объявят, а ты не расслышишь, или не поймешь. Мишку бы скорее бы увидеть!  — она опустила голову, стерла ладонью, побежавшую по щеке слезу. Убили втроем, а повесили все на Мишку. Уже двоих  на белом свете нет, прибрал Господь. Все-таки, есть справедливость! Аппеляция ничего не изменит! Она и не нужна теперь никому. За убийство должен кто-то отвечать! Кроме Мишки,  отвечать некому. Любе вспомнился зал суда. Чтение приговора. Бледное лицо сына, его пронзительный крик: «Мама!» Сам виноват! Первым начал ссору. Все так говорили. Повод был! Сережка, обесчестил несовершеннолетнюю девушку! Этот факт, мог бы смягчить приговор.  Наташка, клянется, сама бросилась ему в объятия. Обещал жениться. Нам не понять молодежь!  Услышав свою фамилию, Люба, словно очнулась от сна.