У Вечного огня - [107]

 — Подъем!  — прозвучал голос.

 Люба открыла глаза. Где я? Ах, да, в тюрьме!  Свесила ноги с кровати, надела сапоги.

 Мишка поднял голову, провел ладонями поверх одеяла.

 — Мама!

 — Я здесь, сынок! — Люба подошла, нагнулась, взяла в ладони  лицо сына.

 — Прощайтесь! Свидание закончено! — объявила женщина, стоящая в дверях.

 Мишка вскочил, натянул куртку. Надел ботинки.

 — Мишенька! —  губы матери дрогнули. — Крепись, сынок!  —  обняла,  прижала к груди.

 Мишка  прижался губами к щеке матери. Ощутил соленый вкус  слез. — Прости, мама! —  оторвал ее руки, обхватившие  шею. Шагнул к бабуле.

 — Терпи, сыночек! — старушка  перекрестила внука,  поцеловала в лоб.

 Мишка обнял старушку, прошептал  на ухо. — Мать береги!  — резко выпрямился, пошел к двери.  Не оглядываясь,  чувствует на себе взгляд дорогих ему женщин. Меряя шагами коридор,  пытается отогнать тяжелые предчувствия. Простились, будто в последний раз! Перед его глазами все еще стоит лицо матери, с заплаканными, красными глазами.

* * *

 Мелкие снежинки медленно кружат в воздухе. Люба потянула на лоб платок, постучала ногами, обутыми в сапоги, друг о друга. Торопились на автобус, даже чаю не попили. Повернулась к матери.

 — Озябла?

 — Ничего, потерплю!

 Я в термос налила кипятку! Попьешь!

 — Потом!

 Любаша обвела взглядом столпившихся людей. Все из колонии возвращаются.  Сколько их бедолаг!? Нарожали деточек!  Надеялись,  на счастье, а они, горе в семью принесли. Она стряхнула с плеч налипший снег, поежилась под старым пальто.

 На платформу вырулил автобус.

 — Спокойно! Не толкайтесь! —  спрыгнул на снег водитель. — Багажник никому не нужен!? Домой налегке! — подмигнул  напарнику, наблюдающему, как женщины залезают в машину.

 — И почему  одни бабы на свиданку ездят! — сплюнул он. — Где папаши! Выходит, сидят дети из неблагополучных семей!

 — Ты рот закрой! — повернула к нему, злое лицо одна из женщин. —  Вы  горазды дитя сделать, а воспитывать, вас нет! Только гульба,  пьянка, рыбалка,  на уме. Отцы, называются. Все на плечи баб взвалили!

 Люба села у окна, задвинула под сиденье пустую сумку.

 — Слава, Богу! Уселись! —  погладила старушку по руке. — Теперь, домой!

 Заурчал мотор. Автобус  плавно  вырулил со стоянки. Проехал вдоль залепленных грязью и снегом,  киосков, покатил по улице.

 — Вот ведь, тоже, небольшой городок! —  потерла варежкой стекло, Люба. — Люди везде живут! А я  уже  вряд ли смогу сюда  приехать!  Не доживу!

 — Да, что ты говоришь! — махнула на нее рукой,  Варвара Михайловна. — Когда  положено еще свидание? Вместе приедем! Зима закончится, теплее станет. Весной полегче, дорога!

 — Меня не будет! Живу из последних сил. Не знаю, дождусь внука или внучку?

 — Дождемся, Бог, даст! — прошептала старушка.

Часть 4.

Глава 46.

 Качается кровать, качается потолок, стены. Кружится голова. Душно! Тяжело дышать! Сдавило грудь! Встать! Нет сил! Пальцы сдавили горло! В глазах темно. «Думаешь, отсидеться!? Надеешься, адвокат тебя вытащит? Не получится! Сейчас удушу и выброшу в окно!  Мне терять нечего! Падла! Куда деньги спрятал?»

 — Прекратите! — постучали в дверь.                                                           

 Вадим  тяжело закашлял, открыл глаза, обвел взглядом спальню. Приснилось! Вытер ладонью вспотевший лоб.  В поезде, когда в лагерь ехали, Никита его душил. Хорошо, конвойный в дверь постучал. Мужчина сел на постели. Сколько лет прошло? Живой Никита, или помер в лагере? Ему двадцать лет дали! Потом добавили за убийство в зоне. С Никитой тогда по-крупному залетели. Кассу сняли! Повезло! Кто еще был? Жорка однорукий. Вовремя я деньжата  спрятал! Никита подумал на Жорку, убил его в КПЗ. А до меня руки у него оказались короткими.  Адвокату удалось, поселить нас в разных камерах, а после и вовсе с меня  снять обвинение. Только год  пробыл в колонии. Вышел, открыл свое дело.  Давность времени! Кто теперь опознает в нем бывшего воришку. Что там было делить? Вадим  взял с тумбочки сигареты, жадно затянулся. Тамара всегда ругала, когда курю в комнате. В своей спальне, могу делать все, что хочу.  Он прошел по комнате. Сколько лет с Тамарой спят  раздельно. Как в Америке! Давно стали чужими. Не стало Володьки, и все рухнуло.

 Прохладный душ немного взбодрил. Вытерся насухо полотенцем, наклонился к зеркалу. С грустью оглядел лицо, провел ладонью по щеке. Мешки под глазами, щеки обвисли.  Надо  сходить в больницу, к жене.   Но сначала в ресторан.  Валентина за троих успевала. А теперь, даже Гришка обленился. Перед его глазами предстало окровавленное лицо Вероники. Связалась с молокососом, и какова развязка! Словно дьявол смеется надо мной!

 В столовой, за большим столом, Вадим Евгеньевич почувствовал себя одиноким. В глазах защипало. Ему представились светлые утренние часы, когда воскресными днями, они втроем сидели за завтраком. Маленький Володька в детском кресле, наворачивал, свою любимую, манную кашу.  Они с Томкой любовались сыном. Потом Володька вырос. А Тамара стала раздражать.  Как держит чашку, как пьет кофе маленькими глотками.  Сколько лет прожил в этом небольшом городке? Здесь  обрел покой. Здесь прошли самые счастливые дни.