У нас в Крисанте - [29]

— Уходи, Томека, из Крисанты. Идем к нам!.. Нам такой мастер, как ты, до зарезу нужен. Наймись на нашу машинно-тракторную станцию, в Зэворыту. Хочешь, мы поговорим с инженером-механиком и он тебя испробует? Только водку пить брось! И брат твой из Хунедоа́ры все время пишет, что никак не поймет, почему ты в Крисанте застрял!..

Томека мрачно отпихивает Иларие и говорит Михэлуке:

— А ну, отдай сейчас же ему дубину! — и, широко распахнув ворота, бормочет себе под нос: — Ты меня не жалей, не твоя это забота. Я-то рабочий, могу идти, куда захочу. И мое умение работать проверять нечего. Какой я ни есть, а сам себе хозяин!

— Эх, Томека, Томека, — вздыхает Апетрикэ, — хоть бы Саломию пожалел! Уж так она стара, так одинока…

Томека на это ничего не ответил. С трудом волоча хромую ногу, медленно плетется он обратно, понуро уставившись в землю.

— Дядюшка Томека… — пытается утешить его Михэлука.

Механик вздыхает и гладит мальчика по голове:

— Что, малыш? Узнал, как сладок собачий хлеб? Ничего, мы это так не оставим. Дай срок — рассчитаемся с барином, за все рассчитаемся!

Как только Томека запер ворота, к ферме подъехала пролетка. Пожаловал гоподин Бэкэляну, с которым старый барин ведет все свои дела.

— А вот и господин Бочоночек! — шепнул Михэлука, стараясь хоть немного развеселить Томеку.

Но Томеке не до шуток. Огрев Бэлцату кнутом, он раскрывает ворота и впускает гостя, который, как видно, очень торопится. Красный, как рак, он то и дело вытирает мокрый лоб белым величиной с полотенце платком.

— Господин Крисанта дома?

Узнав, что только что приходили крестьяне из Присэкани и сейчас у барина сердечный приступ, господин Бэкэляну рысью трусит по аллее. С трудом переводя дыхание, он озабоченно спрашивает:

— Что, ему очень плохо?

— Думаю, что не так уж плохо! — насмешливо говорит Томека. — Дело-то в том, что крестьяне требовали ответа насчет земли, а в таких делах торопиться не следует!..

— Ах, вот оно что! — бормочет Бэкэляну и быстро взбирается по лестнице.

Тетка как раз выходит из барских покоев и широко раскрывает перед Бэкэляну дверь.

Томека злобно сплевывает и уходит к дяде на завалинку. Вслед за ним плетется Михэлука, и дядя тут же начинает его корить:

— Ты зачем полез за грушами? Еще раз поймаю вас в саду, так и знай — отхлестаю кнутом.

Мальчик покорно слушает. Дядя замолкает. Томеке тоже, как видно, не хочется разговаривать.

— Так мне захотелось поесть груш, когда я смотрел, как барин их пересчитывает и каждую укутывает в бумагу! — хнычет откуда-то вынырнувший Бенони. — Это Михэлука для меня полез за грушами, — смиренно признается он.

— Ну и задаст тебе мать трепку!.. Тебе повезло, что барин заболел!

— Это барину повезло, что пришли мужики из Присэкани, а то бы я ему показал, как ребенка на цепь сажать!

— Разве барин не помрет? — спрашивает Бенони с огорчением.

При этом у него такой потешный вид, что дядя Гаврила не может удержаться от смеха:

— Типун тебе на язык, дурачок! Что ты еще выдумал?

Смеется и Томека, а Михэлука толкает братца в бок:

— Типун тебе на язык!

Но Бенони не сдается:

— Не думаю, что он помрет! Я хотел посмотреть, что там в спальне делается, и подобрался к окну. Зачем это, думаю, мамка столько мисок воды барину тащит? Наверное, холодной водой обливает, чтобы он глаза открыл. Оказывается, ничего подобного, с барином ничего не сделалось. Не знаю, что сказал ему Бочоночек, но только старый барин сразу вскочил с постели как встрепанный. А теперь они там ругаются. Бочоночек дал какое-то письмо, старый барин прочел его, повертел в руках, порвал на мелкие кусочки, поджег их спичкой и вдруг как заорет: «Меня это не касается, наплевать мне на этого бандита, я ему памятник на кладбище поставил, покойники из могил не возвращаются!»

— Что ты там мелешь? Какой бандит? — хрипло спрашивает Томека. — Какие покойники не возвращаются из могилы? Где ты все это слышал?

— У окна. Это барин Кристу так кричал. А Бочоночек все вытирал платочком лоб и просил помочь парням избавиться от тюрьмы. Ну, а старый барин как треснет кулаком по столу да как закричит, что не даст ни одной копейки, даже если увидит их с петлей на шее.

— Кого избавить от тюрьмы? Кому не даст ни копейки? Что ты выдумал?

— Не знаю, кому, папка! Бочоночек встал и сказал барину, чтобы тот не кричал, а не то услышат слуги и быть беде, затем подошел к окну, чтобы закрыть его. Тут я испугался и убежал. Но, может, мамка больше знает? Я слыхал, как старый барин выгнал ее из комнаты да еще обругал, что она подслушивает за дверью. Ну и орал же он! Вопил, что избавится от всех воров и жуликов, которых пригрел у себя на груди.

Томека вскочил на ноги в страшном возбуждении.

— Что я вам говорил! Я вам говорил, а вы с Олимпией не верили… Но ничего, пусть только вернется — я его своими руками задушу!

— Поверил болтовне несмышленого ребенка, — тихо пробормотал дядя, затем зажег цигарку и цыкнул на ребят: — А ну, убирайтесь отсюда! Ступайте умойтесь, нечего вам тут болтаться!

ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

Утром Михэлука проснулся в испуге. Ему показалось, что кто-то зовет на помощь, только не мог разобрать, на самом это деле или ему почудилось. Но тут под окном раздался топот, словно кто-то за кем-то гонится, и отчаянный вопль. На этот раз Михэлука ясно различил голос тетки.