У Дона Великого - [54]

— Точно так, княже, — зардевшись, ответил Ерема.

— Ну то-то же!

Князь развернул свой земельный листок, пригласил обоих к столу.

— Вот зрите в оба глаза: сие реки Быстрая и Тихая Сосны, протекают в Дон. Тут сторóжа Василия Тупика рыскает. Поведайте ему, что мы уже выступили в поход, а сами продвиньтесь подалее на юг, к реке Воронеж. Зорко все там высматривайте. Чуть тронется Мамай, сразу весть нам шлите туда, где мы в походе будем. А какого ордынца поймаете, и его давайте ко мне спешно. Нынче и скачите.

Когда Мелик с Еремой ушли, князь усадил рядом с собой боярина Свибла и сказал доверительно:

— Ну, Федор Андреич, с тобой мы уже все обговорили. Останешься тут в Москве за хозяина, наместником моим. — Он помолчал немного и добавил: — Ежели случится чего, ну со мной, оберегай княгиню мою с детьми. Пуще глаза береги наследника моего Василия… Я тож остался после батюшки моего девяти лет от роду, а не пропал… Авось и ему, ежели чего, бог поможет.

— Ну чего ты, княже, право, — с чувством сказал боярин. — Уж сколь раз в сечах бывал, а все обходилось.

Князь будто не слышал слов Свибла. Как видно, ему трудно было говорить об этом, но он продолжал:

— Как получишь известие о нашей беде, шли сразу же гонца в Нижний к тестю моему, князю Дмитрию Константиновичу. С ним вместе и будете оборонять Москву. Я говорил с ним, он согласился…

Дмитрий Иванович посидел еще немного с чуть запрокинутой кверху головой и закрытыми глазами и резко встал. За ним поднялся и боярин.

— Сполню, княже, все сполню по твоей воле! — горячо отозвался он.

— Спасибо, Федор Андреич! — князь крепко обнял боярина. — Ну пойдем, а то на молебен опоздаем.

Когда они вышли на крыльцо, то увидели, как сторóжа, возглавляемая Меликом и Еремой, выехала за Константино-Еленинские ворота Кремля и сразу же под копытами ее лошадей завихрилась легкая мутно-серая дорожная пыль. За ними из тех же ворот потянулась вереница доверху нагруженных повозок.

Вся площадь перед Успенским собором и далее, до самого кремлевского взгорья была запружена ратниками. Богослужение началось в соборе, а затем митрополит Киприан в золоченой ризе вместе со священнослужителями и соборным хором вышел на высокую паперть. Все опустились на колени. Во всех кремлевских соборах и церквах беспрерывно звонили колокола, и их тревожно-певучие голоса сливались в одно мощное гудение.

После молебна ратники начали строиться по полкам. Сначала к воротам двинулись всадники, а когда они проехали, потянулись шеренги и пеших воинов.

Княгиня Евдокия стояла с детьми среди других женщин, заполнивших все пространство перед великокняжеским дворцом. Все они громко причитали, провожая мужей, сыновей и братьев, уходивших на ратный подвиг.

Дмитрий Иванович в последний раз поцеловал жену и детей, сел на коня и в окружении всадников направился к Константино-Еленинским воротам. Княгиня быстро поднялась на самый верх дворцового терема и прильнула к окну. Шепча молитвы, со слезами на глазах она долго смотрела на пыльную дорогу за стенами Кремля, на мост через Москву-реку. По ним двигалась сплошная темная масса воинов, уносившая все дальше и дальше самого дорогого для нее человека.

В Москве и ее пригородах было так много войск, что в Коломну пришлось идти тремя путями. Одну часть в направлении Бронниц вел князь Владимир Андреевич, другие во главе с князьями белозерскими шли по Болвановской дороге, а главные силы под началом самого великого князя двигались через Котлы.

Утром 24 августа войска прибыли в Коломну.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

рема был очень доволен, что князь определил его в сторóжу под началом такого прославленного и доблестного воеводы, как Семен Мелик. Наконец-то у него было настоящее — важное и опасное — боевое поручение. Ерему обуревало горделивое чувство, которое он не мог скрыть. Он ехал рядом с Меликом и жадно впитывал в себя и теплый воздух, наполненный по-летнему густыми запахами, и необъятный простор покрытых маревом степных далей, и прохладную свежесть темно-зеленых лесных боров. Однако нет-нет да и набегала на его лицо тень: он так и не сумел заскочить в свою деревню, чтобы повидать мать, брата и… Алену. Но Ерема тут же, крутнув головой, одергивал себя. «И до чего ж человек двоедушен, — думал он, — даже сам с собою хитрит. Ведь мне Алену перво-наперво повидать надо, а уж потом…»

Мелик, заметив эти перемены в настроении Еремы, спросил:

— Ты чего страдальцем глядишь? Аль забыл чего дома?

— Да так, воевода, — отнекивался сначала Ерема, но потом признался: — Невеста у меня в деревне осталась, повидать не успел…

— Плохо твое дело! — сочувственно сказал Мелик. — Едем мы в самое пекло… Скоро ль возвернемся, бог ведает.

Всадники скакали на пределе. Переправившись у Коломны через Оку, они прямым, самым коротким путем углубились в пределы Рязанского княжества и уже под вечер третьего дня достигли верховьев реки Вожи. Дмитрий Иванович предупредил их о тайном союзе Олега с Мамаем и приказал избегать встреч с рязанскими ратниками, так как те могли втянуть сторóжу в распрю раньше времени. До сих пор москвичи удачно обходили рязанские заставы, но на следующий день, когда они пересекли мелководную в этом месте Вожу и были уже почти на полпути к реке Проне, им неожиданно на крутом повороте лесной дороги встретились рязанские воины. Это был сам князь Олег Иванович с ближними боярами Епифаном и Софонием и малой дружиной. Он знал, что московские сторожи ездят через его княжество, и пропускал их, иногда даже указывая броды на реках, желая тем самым показать, что он истинный союзник Москвы.