Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии - [55]

Другим регионом с преобладанием засушливых областей являются центральные и юго-западные районы Австралии. Культуры австралийских аборигенов маловариативны, и их «этнографический» облик видимо, связан с проникновением в Австралию культур микролитов.

Скорее всего, микролитические культуры появились в Австралии около 4-го тысячелетия до н. э. одновременно с собакой динго и языками группы пама-ньюнган (Bowdler, O’Connor, 1991, Bowdler, 2000; McConvell, 1996). В пользу данного предположения говорит топонимика Индостана; гидронимы Хинд и Ганг, возможно, родственны северокавказскому этимону xänhi «вода» (см. Nikolaev, Starostin, 1994: 1060). Прародина сино-кавказцев должна была находиться в Западной Азии. Известно, что они распространились до Басконии и до Канады (начиная, по крайней мере, с периода амелиорации климата, 16 ка (см. предыдущие разделы данной работы)). Следовательно, они обязаны были распространиться в Индостан. Итак, гидронимы этого полуострова оказываются сино-кавказскими (родственными, заметьте, названиям трех других великих рек Азии – Хуанхэ, Янцзы и Енисей, где сино-кавказское население, в виде кетов и китайцев, проживает до сих пор). Это делает наиболее вероятным следующий исторический сценарий: с появлением ностратических дравидов (а ностратическое распространение – например, индоевропейское, уральское или алтайское – в Евразии, будучи более поздним, всюду накладывается на сино-кавказское) часть сино-кавказцев отплыла на каноэ в Индонезию. Эти носители микролитической культуры в конце концов достигли острова Тимор, а оттуда перебрались в Австралию, внеся свой вклад в паттерн культуры местных аборигенов, столь часто ставящий в тупик исследователей дописьменной истории. Материалы по реконструкции лингвистической семьи пама ньюнгам мне пока недоступны, но рискнем сделать предположение, что, подобно бушменским языкам, они окажутся специфически родственными сино-кавказским языкам (более близки последним, чем ностратическим языкам). В отношении норм добрачного полового поведения (женщин) в аборигенной Австралии доминирует показатель «раннее заключение браков».

В арктических и субарктических зонах в палеолите тоже, как и в тропических зонах, скорее всего, царила свобода добрачных половых отношений. По крайней мере, об этом недвусмысленно говорят данные атласа Мердока. Таким образом, в объяснении нуждаются скорее ареальные островки запретительных отношений в субарктических зонах. Эту тему мы рассматривали, совместно с А. В. Коротаевым, в отдельной статье (Korotayev, Kazankov 2003). Вкратце можно сказать, что они объясняются в основном факторами социальной стратификации.

Таким образом, можно с известной степенью обоснованности предположить, что в палеолите у Хс в основном были нормы, разрешающие свободные добрачные половые отношения. Такие нормы должны были характеризовать популяции, проживавшие в арктических и субарктических зонах, а также грацильные популяции, проживавшие в тропических и субтропических зонах. Возможны были ограничения добрачной половой свободы для девушек у охотников-собирателей аридных тропических и субтропических зон и у робустных тропических и субтропических популяций. Такова была исходная картина накануне появления на планете Земля земледелия, а затем и других форм производящего хозяйства. Сразу скажем, что появление мотыжного земледелия только укрепило статус женщин и их добрачную половую свободу, но возникновение специализированного скотоводства и плужного земледелия оказало совершенно другое воздействие на эти социальные параметры (Divale 1974; Divale et al. 1976).

В своей книге Стивен Оппенхаймер вновь выдвинул гипотезу, объясняющую морфологическое своеобразие (не все, разумеется) монголоидов неотенией (я также писал об этом в своей более ранней монографии – Казанков 2002). Поскольку книга Оппенхаймера, хотя и переведена на русский язык, но малодоступна, я позволю себе вернуться к обсуждению этой темы.

Оппенхаймер (с. 217) пишет следующее: «Я склоняюсь к объяснению Гатри по поводу северного селекционного давления, но, руководствуясь данными дентологии и генетики, также придерживаюсь тезиса начального движения с юга на север. Имеется эволюционный феномен, позволяющий объединить оба этих подхода. Интересная гипотеза, выдвинутая палеоантропологом Стивеном Джеем Гулдом (см.: Gould 1977. – А. К.) много лет назад, утверждает, что комплекс морфологических черт, характеризующих монголоидов, может быть объяснен неотенией, то есть сохранением зародышевых или детских черт в строении взрослого организма. Неотения гоминид – наиболее простое объяснение того, как нам удалось так быстро, за несколько миллионов лет, диспропорционально увеличить размеры своего головного мозга. Относительно большой мозг и вертикальное положение черепной коробки на позвоночном столбе, потеря вторичного волосяного покрова на теле характеризуют как взрослых людей, так и зародышей шимпанзе. Гулд предположил некоторую интенсификацию неотении у монголоидов, которую по отношению к ним он назвал педоморфией. Такой механизм, похоже, требует вовлечения небольшого числа контрольных генов и может, таким образом, протекать в сравнительно короткие эволюционные сроки. Он может также объяснить, почему оказались сцепленными такие признаки, как уменьшение высоты спинки носа и потеря волосяного покрова на лице.