Творчество Лесной Мавки - [20]

 Крикни, колокол вечевой

 на сосновой храмовой башне —

 Русь святую скликай на бой,

 озари вековую чащу!

 Древний колокол вестовой,

 изойди, яко кровью, звоном!

 А не то — обезглавят Русь,

 сапогами пойдут по иконам.

3

 Мастер Зодчий ударил в колокол,

 как врага ударяют в грудь.

 Русь, не стань безчестной невольницей!

 Храм, добычей врага не будь!

 Застонал царь-лес, сосны ожили,

 расплескалось во звонах небо.

 Русь родимая, правда Божия,

 не ломайся краюхой хлеба!

 Не ломайся краюхой стыдною

 за деньгу, за пятак иудин.

 Палачи святыни не видели,

 они мерят, сколь верст тут будет.

 Этих сполохов враг хоронится,

 этот звон обратился в пламя.

 Лебедица, белая звонница,

 заслоняла Волхва крылами…

IV. Русь убитая

1

 Убили Царя — лебедя белого,

 с ним лебедушку и пятерых лебедят.

 А колокола дерзкие, смелые

 на всю страну об этом кричат.

 Затянулась гульба егерей шалых:

 ну-ка, царскую Русь — до кости, дотла!

 Всё что нам вместо совести — спать мешало!

 Храмы сжечь, разбить колокола.

2

 «-Брат, держись!

 - За что? — Да хоть за ветер…»

 У рабочих вместо лиц слепая мгла.

 Я подслушал — говорили на рассвете,

 с башен падая крутых, колокола.

 «-Брат, держись. Звонарь подаст нам руку.

 - Врешь, вчера убили звонаря.»

 И глядеть боялась на ту муку

 в волчьей боли тусклая заря.

3

 Горевала лебедушка-колокол

 на вершине казненной звонницы:

 мне бы падать хоть в землю вольную,

 на пречистом лугу упокоиться!

 Горевала лебедушка-колокол:

 мне упасть, умереть не страшно.

 Лишь одно до озноба горестно —

 что бетон и асфальт под башней.

 Мне бы в травы упасть высокие,

 мне б в седую полынь с крапивою,

 чтоб омыли земными соками

 тело медное, в кровь разбитое.

 Оторвут от небесной просини,

 как от корня траву живучую.

 Горьки травы в изломе осени.

 Мне бы в землю слезой горючею.

 Мне бы в травы звездй падучею.

4

 По полям бежит,

 аки вражья рать,

 злой дурман-трава,

 лихоцвет-трава,

 черный смех-трава —

 сколько хватит глаз,

 до самОй межи.

 Нива русская

 в забытьи лежит,

 ни овса ни ржи

 не видать.

 Там, где колокол-богатырь упал,

 звоном изошел,

 раскололся оземь —

 там и землю ворог лихой стоптал,

 лес стоит что крик,

 и поля что слезы.

 Русь безбожная,

 Русь беззвездная,

 покаяние

 прими позднее,

 Русь, детей своих

 смилуйся, прости,

 зарю новую возвести.

 выйдет сеятель

 да с зерном в горсти.

 Рать колючая

 сгинет ровно сон,

 встанет рожь могучая

 ниве на поклон.

 Сполыхнет лазоревый звон…

V. Русь воскресшая

1

 На Руси колокола воскресли,

 озаряют Божью землю новой песней.

 И восходит истинное Слово,

 позднею звездой в венце терновом.

 Благовесты-изгнанники

 в отчий край воротились.

 Все, чьи судьбы изранены,

 шепчут: Божия милость…

2

 Божий вестник, что сзывает люд

 на молитву, иль на брань, на вече,

 развяжи от многолетних пут

 тягость жизни — сердце человечье.

 Медный ангел говорит с людьми,

 кличет, бьется, напрягая жилы.

 Боль уйми и грех с души сними,

 колокольный зов тысячекрылый.

 Вновь толпа на площади, как встарь.

 В маленьком окне высокой башни

 как в пожаре, мечется звонарь,

 лик его преображен и страшен.

 Всякого коснется вещий зов

 и затеплит души — Божьи свечи,

 и развяжет чистою слезой

 тягость жизни — сердце человечье.

3

 Колокола

 Русь отмолили —

 из бездны вывели,

 у тьмы похитили,

 слезами-серебром омыли.

 Покаянные да печальные,

 как небесных ласточек крики,

 отмолили звоны, отзвучали

 таинством в Служении великом.

 Ныне звоны на заре встают — венчальные,

 с Божьим голосом и Божьим ликом.

Баллада о двух кораблях

 У берега дрожали два челна,

 казались птицами, готовыми к полету.

 Лесной реки таинственную зелень

 заря преображала в смоль и кровь.

 И был один корабль белее снега,

 белей берез на солнечной поляне,

 светлей улыбки ласковой любви.

 Но сплошь в узорах огневых и алых.

 То гроздьями целительной калины

 и вышивкой на русском рушнике

 они казались,

 то бедой грозили.

 Как лебедь раненый, тужил корабль.

 и был второй корабль чернее ночи,

 черней пожарища, чернее шали вдовьей,

 чернее горя.

 Подойдя поближе,

 я разглядела, что второй корабль

 узорами расписан золотыми.

 Но так они на черноте смотрелись

 надменно, жутко и почти злорадно,

 как золото, добытое неправдой,

 как золото, принесшее беду…

 В урочный час ты ждал на берегу,

 Храмостроитель строгий и усталый.

 Ударил колокол протяжно, грозно.

 И ты сказал: взгляни на два челна.

 Один из них — судьба святой Руси,

 который — выбрать мы должны с тобою.

 Но поспеши: сейчас враги ворвутся.

 Ты видишь, отблеск факелов багровых

 уже плывет по медленной воде.

 Ты слышишь, бьется колокол, как сердце,

 которое готово разорваться.

 И мы ушли вдвоем на корабле.

 И мы ушли, оставив на погибель

 трудом и светом созданное царство,

 все храмы, и цветы лесных полян.

 Еще корабль не скрылся за излукой —

 мы видели, как ворвались враги.

 Мы видели, как по заветным травам,

 что бережно, с любовью я сбирала,

 промчались злые, тягостные кони.

 Мы видели, как в Храме пировали

 бесстыжею и подлою гурьбою,

 как поглумились над твоей работой.

 А вещий колокол умолк и треснул

 и покатился с колокольни вниз,

 как голова казненного на плахе.

 Цветы и сосны исходили криком…

 И мы ушли вдвоем на корабле.

 Нам выбирать пришлось судьбу России.

 Мы выбрали кроваво-белый челн —