Творчество - [26]

Шрифт
Интервал

Он выбрал нарочно ранний час, чтобы спокойно, без толкотни и многолюдства и без всяческих взглядов — сочувствующих, насмешливых, злорадных — посмотреть, чем же живет пресловутый «левый» фронт. Нина Павловна захотела пойти с мужем.

Не успели осмотреть первый зал, как она шепнула:

— Костя, ничего не понимаю!

А в следующем зале издала приглушенный стон:

— Что это?

— Орфеисты, — объяснил Веденин.

— Кто?

— Орфеисты. От слова Орфей. Помнишь, был такой певец древнегреческий — еще на тот свет ходил за Эвридикой; художники этой группы хотят графически воспроизвести музыку.

Нина Павловна покачала головой. Веденин посмотрел на нее и невольно улыбнулся: глаза были обиженные, и брови были недовольно приподняты. Эту черточку — простодушную непосредственность — Веденин особенно любил в жене. Нина Павловна не была той спутницей художника, которая разбирается во всех тонкостях его профессии, она никогда и не пыталась показать себя сведущей в вопросах живописи. Но по-своему очень верно разбиралась, где искренность и где фальшь. Веденин не раз прислушивался к ее замечаниям, быть может наивным по форме, но подсказанным чутким сердцем.

Ему захотелось утешить жену: «Ну, ну, потерпи немного!» Но в этот момент в глубине зала появился один из администраторов выставки, немолодой уже человек, существовавший тем, что весь свой восторг поочередно отдавал самому последнему и модному направлению (поговаривали, что немалую роль в его преуспевании играли и ловкие антикварные перепродажи). Звали этого человека Роберт Каэтанович Бездорф. Веденину всегда казалось, что это не имя, а прозвище.

Сейчас Роберт Каэтанович был не один: с ним рядом шел Иван Никанорович Ракитин.

Увидя Веденина, Бездорф восторженно кинулся навстречу:

— Неожиданность! Какая неожиданность!

Изысканно склонившись, поцеловал руку Нины Павловны:

— Ну как? Ваши впечатления?.. А мы с Иваном Никаноровичем только что обменялись мнениями. Хотя Иван Никанорович и находится на иных творческих позициях, но не мог не согласиться, — многие вещи проникнуты полетом, дерзновением. Достаточно взглянуть на это полотно...

— Кто же автор этой комбинации? — спросил Веденин, притронувшись пальцем к велосипедному колесу.

— Не догадываетесь? — лукаво улыбнулся Бездорф. — Художник, с которым вы начинали вместе. Петр Аркадьевич Векслер.

— Петр Аркадьевич? — сокрушенно воскликнула Нина Павловна.

— Так точно, — подтвердил — Бездорф. — Смело можно сказать — вот у кого все впереди. Какая изобретательность в использовании фактуры, какая ломка плоскости холста!..

— Да, несомненно, — подтвердил Ракитин. При этом он кинул на Веденина скрытый взгляд, как бы означавший: «Дикая чушь! Но стоит ли обострять отношения?»

В зал вошла группа экскурсантов-красноармейцев. Уступая им дорогу, Веденин отошел в сторону, Бездорф — за ним.

— Почему же, Константин Петрович, не пожаловали на верниссаж? Такой был подъем, такая острота высказываний!

Веденин промолчал. Он увидел Векслера, остановившегося в дверях зала. Повидимому, и Векслер сразу его заметил: с полупоклоном шагнул вперед. Однако брезгливо двинув плечами, Веденин отвернулся, а экскурсовод угодливо крикнул:

— Петр Аркадьевич! Прошу сюда!

Вскинув голову, Векслер прошел мимо Веденина.

— Кстати, — продолжал Бездорф. — Вспыхнул на верниссаже спор и по вашему, Константин Петрович, поводу.

— Какой же я дал повод?

Бездорф ответил вопросом на вопрос:

— Это верно, что ваша картина «На пороге жизни» приобретена для Третьяковской галереи?

— Верно.

— Это-то и вызвало страсти. Многим нашим художникам подобный факт показался не только неожиданным, но и криминальным. Что меня касается... — рука Бездорфа обняла Веденина. — Лично я счел возможным стать на вашу защиту. Поскольку не все еще зрители созрели для восприятия нового, передового искусства...

Неизвестно, чем закончилась бы эта тирада, — Веденину остро захотелось скинуть нагловатую руку Бездорфа. Но вдруг она сама сорвалась.

Маленький человек бежал, размахивая руками. Растолкав красноармейцев, схватил Векслера за рукав.

— Прекратите!.. Прекратите издевательство!..

Его сейчас же увели.

Векслер принужден был откашляться, прежде чем продолжил свои объяснения. Ракитин улыбнулся с деликатностью гостя, старающегося не замечать скандала в доме хозяев, а Роберт Каэтанович, приобретя прежний апломб, уже хотел устремиться дальше:

— Позвольте теперь показать вам совершенно феноменальное!

Но Веденин круто остановился:

— Благодарю. Не знаю, как Иван Никанорович, а я... Боюсь, и меня смогут вывести ваши распорядители. Лучше сам заблаговременно уйду.

Вышли на площадь. Нина Павловна взглянула на мужа: левая бровь подергивалась — верный признак раздражения. Однако, сделав несколько шагов вперед, Веденин отрывисто рассмеялся:

— Экие разбойники!

— Я согласна, Костя. Но не слишком ли ты резко...

— Резко? Этих фокусников гнать надо помелом!

— А Петр Аркадьевич? Какое ужасное полотно!.. Кстати, ты не поздоровался?

— Не мог себя заставить. До какого падения надо дойти, чтобы тебя прославляли Бездорфы!

Глубоко вдохнул ветреный воздух и предложил (шли мимо садика): «Не отдохнуть ли?»


Еще от автора Александр Александрович Бартэн
Всегда тринадцать

Книга, в которой цирк освещен с нестандартной точки зрения — с другой стороны манежа. Основываясь на личном цирковом опыте и будучи знакомым с некоторыми выдающимися артистами цирка, автор попытался передать читателю величину того труда и терпения, которые затрачиваются артистами при подготовке каждого номера. Вкладывая душу в свою работу, многие годы совершенствуя технику и порой переступая грань невозможного, артисты цирка создают шедевры для своего зрителя.Что же касается названия: тринадцать метров — диаметр манежа в любом цирке мира.


Под брезентовым небом

Эта книга — о цирке. О цирке как искусстве. О цирке как части, а иногда и всей  жизни людей, в нем работающих.В небольших новеллах  читатель встретит как  всемирно известные цирковые имена и  фамилии (Эмиль Кио, Леонид Енгибаров, Анатолий  Дуров и др.), так и мало известные широкой публике или давно забытые. Одни из них  всплывут в обрамлении ярких огней и грома циркового оркестра. Другие — в будничной рабочей  обстановке. Иллюзионисты и укротители, акробаты и наездники, воздушные гимнасты и клоуны. Но не только.


На сибирских ветрах. Всегда тринадцать

В книгу ленинградского писателя Александра Бартэна вошли два романа — «На сибирских ветрах» и «Всегда тринадцать». Роман «На сибирских ветрах» посвящен людям молодого, бурно развивающегося города Новинска, за четверть века поднявшегося среди вековой сибирской тайги. Герои романа — рабочие, инженеры, партийные и советские работники, архитекторы, строящие город, артисты Народного театра. Люди разных специальностей, они объединены творческим отношением к труду, стремлением сделать свой город еще красивее.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.