Творчество - [18]
...Дни сменялись днями. Если не считать Никодима Николаевича, одной только Маше удавалось иногда проникать в мастерскую.
На все звонки она отвечала: «Дома нет. Уехали на дачу». Когда же приходила почта, Маша тихонько стучала:
— Константин Петрович! Газетки вам. И письма.
Нетерпеливо проглядывая почту, Веденин каждый раз надеялся найти письмо от Симахина. Но Андрей Симахин продолжал молчать. Часто зато приходили весточки от Нины Павловны: незамысловатые дачные новости, ласковые расспросы. «Дорогой мой, совсем ты нас забыл!..»
Затем, отрываясь от многочасовой работы, Веденин разворачивал газеты. Читал газеты, и ему казалось — он видит и смрадные отсветы берлинских факелов, и банды чернорубашечников, вопящих на улицах Рима о мировом господстве, и звериный зрачок японского захватчика, и тайные арсеналы фашистских хищников... Видел и родную советскую землю: вслед за первым пятилетним планом завершая второй, она подымала урожаи, раскрывала недра, радовалась обильным плодам созидательного труда... Шел тридцать пятый год, и все круче, двумя мирами, вздымалась жизнь — низостью и насилием, правдой и гордым человеческим достоинством.
И тогда, пытаясь сопоставить свой холст с тем, что происходит в жизни, Веденин испытывал почти физическую боль.
— То, что пишу, не может меня удовлетворить! Неизмеримо большее обязан давать сегодня художник!
— Большее?.. Значит ли это, что я ошибся, остановился на сюжете, который не может выразить того, что хочу?.. Нет, я избрал значительный сюжет!.. Но если это так, почему мне попрежнему холодно от этих слепящих искр, почему попрежнему ощущаю не жизнь — лишь плоскость холста?
Стиснув зубы, готовый возненавидеть свою работу, заставлял себя к ней возвращаться. Ничем не нарушалась тишина. Продолжалась работа — час за часом, от рассвета до позднего вечера.
Приглядываясь к Веденину, Никодим Николаевич ощущал все большее беспокойство. Он убеждался: нарушилось что-то, все напряженнее становится воздух мастерской... Несколько раз делал попытки вызвать Веденина на откровенный разговор. Ничего не получалось из этих попыток. Веденин или отмалчивался, или переводил разговор на другие темы.
Однажды сказал:
— Дорогой Никодим Николаевич, вам следует отдохнуть.
— Успеется, Константин Петрович. Закончу копию, и уж тогда...
— Нет, нет, — переутомляться не надо. Почему бы вам, например, не съездить на дачу? Нина Павловна будет очень рада. Кстати, в последнем письме просит кое-что ей привезти... Вы окажете мне большую услугу.
Веденин говорил так настойчиво, что Никодим Николаевич растерялся, не нашелся, что ответить.
— Вот и хорошо. Буду благодарен, если отправитесь завтра же. И прямо с утра, чтобы полностью использовать дачный день.
Год назад, окончив Театральный институт, Сергей Камаев получил диплом режиссера-постановщика.
— Прощай, институт, прощай! Прощайте, аудитории, заставленные дощатыми станками для репетиций. Прощай, сверкающий зеркалами гримировальный кабинет. И ты, просторный танцевальный зал. И ты, тесная, шумная раздевалка. Прощай, институт!
— Прощай, — сказал Сергей, провожая девушку, которую любил. Окончив актерский факультет, она уезжала служить в один из областных театров. Позади осталось и это — веселая дружба, обернувшаяся первой любовью.
— Прощай, Сережа. Будешь писать?
Он обещал. Попрощались легко, почти без грусти. А может быть, это еще не была любовь? Может быть, потому и нетрудно было расставаться, что все лежало впереди, что еще не знали слова «прошлое»?..
Да, впереди ждала самостоятельная работа. Первый год профессиональной жизни. Будущее рисовалось Сергею непременно удачным.
И действительно, начало было удачным. Руководитель мастерской, в которой занимался Сергей («мастер», как почтительно звали его ученики), сразу после выпуска предложил:
— Мне не хотелось бы, Сережа, терять вас из виду. Если вас устраивает работать со мной дальше...
Сергей радостно согласился и вскоре был зачислен в штат театра, где мастер был художественным руководителем.
Однако через несколько месяцев подкралась тревожная тоска. Зная и раньше, что молодым режиссерам не так-то просто добиться самостоятельной работы, Сергей твердо верил, что у него все сложится иначе. Теперь пришлось убедиться в обратном.
Дни проходили в присутствии на чужих репетициях, в праздных закулисных разговорах. Жалованье выплачивалось аккуратно, но расписываясь в ведомости, Сергей испытывал стыд.
В эту зиму, приглашенный на постановку в один из столичных театров, мастер часто выезжал в Москву. Из поездок возвращался не только утомленным, но и чуть надменным, даже щурил глаза, точно с усилием припоминая окружающее.
Перелом наметился лишь в феврале. Мастер почувствовал возрастающее недовольство молодежи. На собрании труппы он произнес самокритичную речь: признал, что молодые кадры используются недостаточно, и предложил подготовить специально молодежный спектакль.
Ход был безошибочный, «оппозиция» замолкла. Но вскоре мастер снова покинул Ленинград, затем выяснилось, что здание театра нуждается в срочном ремонте, ранней весной спектакли были перенесены на площадки домов культуры... О молодежном спектакле больше никто и не вспоминал.
Книга, в которой цирк освещен с нестандартной точки зрения — с другой стороны манежа. Основываясь на личном цирковом опыте и будучи знакомым с некоторыми выдающимися артистами цирка, автор попытался передать читателю величину того труда и терпения, которые затрачиваются артистами при подготовке каждого номера. Вкладывая душу в свою работу, многие годы совершенствуя технику и порой переступая грань невозможного, артисты цирка создают шедевры для своего зрителя.Что же касается названия: тринадцать метров — диаметр манежа в любом цирке мира.
В книгу ленинградского писателя Александра Бартэна вошли два романа — «На сибирских ветрах» и «Всегда тринадцать». Роман «На сибирских ветрах» посвящен людям молодого, бурно развивающегося города Новинска, за четверть века поднявшегося среди вековой сибирской тайги. Герои романа — рабочие, инженеры, партийные и советские работники, архитекторы, строящие город, артисты Народного театра. Люди разных специальностей, они объединены творческим отношением к труду, стремлением сделать свой город еще красивее.
Эта книга — о цирке. О цирке как искусстве. О цирке как части, а иногда и всей жизни людей, в нем работающих.В небольших новеллах читатель встретит как всемирно известные цирковые имена и фамилии (Эмиль Кио, Леонид Енгибаров, Анатолий Дуров и др.), так и мало известные широкой публике или давно забытые. Одни из них всплывут в обрамлении ярких огней и грома циркового оркестра. Другие — в будничной рабочей обстановке. Иллюзионисты и укротители, акробаты и наездники, воздушные гимнасты и клоуны. Но не только.
Действие романа Анатолия Яброва, писателя из Новокузнецка, охватывает период от последних предреволюционных годов до конца 60-х. В центре произведения — образ Евлании Пыжовой, образ сложный, противоречивый. Повествуя о полной драматизма жизни, исследуя психологию героини, автор показывает, как влияет на судьбу этой женщины ее индивидуализм, сколько зла приносит он и ей самой, и окружающим. А. Ябров ярко воссоздает трудовую атмосферу 30-х — 40-х годов — эпохи больших строек, стахановского движения, героизма и самоотверженности работников тыла в период Великой Отечественной.
В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.
