Творчество - [20]

Шрифт
Интервал

В это время наконец появился мастер.

— Заждались, Сережа? Прошу извинить. Ситуация так сложилась!

Развел руками и сел к столу. Началась работа над уточнением постановочного плана.

Эта работа давала мастеру возможность блеснуть чеканной цепью рассуждений и доводов. Иногда, для большей выразительности, он подчеркивал отдельные положения очень точным, почти скульптурным движением рук. И часто пользовался словом «я»: «Я считаю...», «Я полагаю...», «Я не сомневаюсь...»

Сергей вел запись, а мастер продолжал говорить. Цепь рассуждений разворачивалась дальше — еще одно звено, за ним другое, еще одно... Казалось, все было не только чеканным, но и логически безупречным. И все же, как и на репетициях в театре, Сергей вдруг снова почувствовал подозрение. Оно шевельнулось, исчезло, опять возникло...

Склонившись над записью, Сергей задал себе вопрос: что важнее для мастера — политический смысл зрелища или же его использование в качестве предлога, чтобы показать себя самого, развернуть изобретательную, но самоцельную игру?.. Чем настороженнее вслушивался он в рассуждения мастера, тем отчетливее начинал ощущать какую-то хитрую неправду.

— Превосходно! — откинулся наконец мастер на спинку кресла. — Мы значительно продвинулись. Остается внести ясность в вопрос о художнике. Я бы лично хотел, чтобы Ракитин дал согласие. Интересный художник. Мне уже приходилось с ним работать... Вы торопитесь, Сережа?

— В семь часов у меня занятие драмкружка.

— Что ж, можем тогда закончить на этом. Желаю, дорогой, успешного занятия.

Мастер встал и вместе с Сергеем двинулся к дверям. Услыхав шум шагов, заглянула жена:

— Я не успела сказать вам, Валентин... (она никогда не говорила мужу фамильярное «ты»). Вам звонил Ракитин.

— Ракитин? И что же он сказал?

— Просил, чтобы вы ему позвонили.

— Вот как! Добрый знак!.. Если Иван Никанорович сам подает голос...

С необычной живостью мастер поспешил к телефону, а жена, прошелестев складками платья, ниспадающего как античный хитон, стала за его спиной в позе богини-покровительницы.

Из разговора, который услыхал Сергей, было ясно, что Ракитин соглашается взять на себя оформление зрелища.

— Чудесно!.. Чудесно!.. — повторял мастер. — Иначе и не мог себе представить!.. Мы же с вами, Иван Никанорович, старые знакомые. Не забыли последнюю нашу работу?

И он засмеялся негромко, чуть конспиративно.

— Еще раз благодарю за согласие. Встретиться готов в любой удобный вам день и час. Буду ждать звонка.

Опустив трубку, мастер торжествующе обернулся:

— Слыхали, Сережа? Все устраивается как нельзя лучше. Участие Ракитина — это же козырь! У него такое артистическое чувство красок, такое утонченное ощущение пластичности... — И обратился к жене: — Помните, дорогая, когда мы в последний раз...

— Валентин, — сказала (почти пропела) жена. — Стоит ли вспоминать? Это было так давно.

— Вы правы, дорогая. Действительно, это было давно.

Мастер замолк, сделал короткий жест, будто что-то отбрасывая или пряча.

— Итак, Сережа, до следующей встречи!

Сергей откланялся и ушел. Всю дорогу до самого клуба он продолжал прислушиваться к голосу мастера, к его интонациям. И все казалось ему, что в этом баритональном голосе он услыхал какую-то постороннюю — скользящую и увертливую ноту.


9

Клуб, в котором Сергей руководил драматическим кружком, находился на Обводном канале. Место было шумное, привокзальное: трамваи, автобусы, вереницы грузовых машин, заводские гудки, свистки маневрирующих паровозов. Да еще до позднего часа, расчищая старое дно канала, скрежетала своими ковшами землечерпалка.

Снаружи здание клуба имело неказистый вид: уличная пыль густо покрывала фасад. Но внутри посетителей ждали светлые, хорошо оборудованные кружковые помещения, уютная библиотека, театральный зал, украшенный эмблемами производства. Еще один зал — физкультурный — находился в другом конце здания (на весь район славился Машиностроительный завод размахом физкультурной работы).

В тот час, когда Сергей приближался к клубу, заходящее солнце золотило тусклое зеркало канала, узкий мостик, перекинутый против клубного подъезда, чуть покачивал свое отражение в этой позолоте, а стены заводских корпусов пламенели вдвойне — и кирпичной кладкой и предзакатным багрянцем. В этот час Обводный канал хорошел. Даже трава на его землистых склонах казалась посвежевшей, скинувшей дневную пыль.

И еще раз, увидя эту картину, Сергей подумал о мастере. Как прекрасна жизнь в простых, самых будничных очертаниях! Почему же Валентин Георгиевич ей не доверяет? Разве она не сильнее самых хитроумных прикрас?..

Войдя в расцвеченный афишами подъезд, Сергей поднялся на второй этаж. Здесь драмкружку было отведено просторное помещение, имевшее единственный недостаток — соседство с «духовиками», с духовым оркестром. Впрочем, в этот день тубы и волторны молчали.

Ольга Власова, староста кружка, ждала у входа.

— Ребята собираются, — сообщила она. — Павликов и Гусева придут попозднее. Вызвали их в комитет комсомола.

Среди кружковых старост Власова была на первом месте: все у нее спорилось быстро, без суеты. Директор клуба, человек пасмурный, и тот как-то сказал:


Еще от автора Александр Александрович Бартэн
Всегда тринадцать

Книга, в которой цирк освещен с нестандартной точки зрения — с другой стороны манежа. Основываясь на личном цирковом опыте и будучи знакомым с некоторыми выдающимися артистами цирка, автор попытался передать читателю величину того труда и терпения, которые затрачиваются артистами при подготовке каждого номера. Вкладывая душу в свою работу, многие годы совершенствуя технику и порой переступая грань невозможного, артисты цирка создают шедевры для своего зрителя.Что же касается названия: тринадцать метров — диаметр манежа в любом цирке мира.


Под брезентовым небом

Эта книга — о цирке. О цирке как искусстве. О цирке как части, а иногда и всей  жизни людей, в нем работающих.В небольших новеллах  читатель встретит как  всемирно известные цирковые имена и  фамилии (Эмиль Кио, Леонид Енгибаров, Анатолий  Дуров и др.), так и мало известные широкой публике или давно забытые. Одни из них  всплывут в обрамлении ярких огней и грома циркового оркестра. Другие — в будничной рабочей  обстановке. Иллюзионисты и укротители, акробаты и наездники, воздушные гимнасты и клоуны. Но не только.


На сибирских ветрах. Всегда тринадцать

В книгу ленинградского писателя Александра Бартэна вошли два романа — «На сибирских ветрах» и «Всегда тринадцать». Роман «На сибирских ветрах» посвящен людям молодого, бурно развивающегося города Новинска, за четверть века поднявшегося среди вековой сибирской тайги. Герои романа — рабочие, инженеры, партийные и советские работники, архитекторы, строящие город, артисты Народного театра. Люди разных специальностей, они объединены творческим отношением к труду, стремлением сделать свой город еще красивее.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.