Творчество - [12]
«Мне крайне важно встретиться с вами, Константин Петрович. Насколько знаю, у вас имеются некоторые замечания. Подготовляя книгу к переизданию, хотел бы их учесть».
Веденин ответил приглашением.
К этому времени он даже вообразил себе внешний облик Бугрова (то, что о нем рассказывал Голованов, не противоречило этому облику — наоборот, подтверждало его).
Выходило, что Бугров должен быть в движениях угловатым, быстрым, должен иметь непокорные волосы над сухощавым лицом, освещенным проницательно-жгучими глазами.
Однако Павел Семенович Бугров оказался другим: крупным, плотным, с несколько замедленными движениями. Короткие, ежиком подстриженные волосы начинались высоко над крутым, гладким лбом, а глаза из-под светлых бровей глядели с неторопливым вниманием.
И все же, два вечера проведя в беседе с Бугровым, Веденин не отказался от первоначального представления. Под внешней сдержанностью он различил иные черты: настойчивость, боевую непримиримость.
После этого, посещая Москву, Веденин еще не раз встречался с Бугровым. Встречался и на выставках и на совещаниях, слушал его доклад на юбилейном собрании АХРРа. Собрание состоялось вскоре после постановления Центрального Комитета партии о перестройке художественных организаций. Отметив десятилетний юбилей, Ассоциация художников революционной России объявила себя распущенной. В заключительном слове Бугров сказал:
— Сколько лет советские художники были разъединены. Сколько лет были обособлены друг от друга в творческих своих интересах. С этим покончено. Однако наивно думать, что групповая разобщенность тотчас исчезнет. Ваша ассоциация также допускала серьезные ошибки, вызванные этой разобщенностью. Всех нас ждет впереди большая, трудная перестройка!
Вскоре Бугрова избрали в оргкомитет только что созданного Союза советских художников... И вот теперь Веденину предстояло беседовать с ним, как с председателем выставочного комитета.
— Добро пожаловать, Константин Петрович. Итак, пожаловали к нам ленинградским посланцем?
— Совершенно верно, Павел Семенович. Мне поручено...
— С большим интересом жду вашей информации. Впрочем, если угодно, сперва расскажу о работе нашего комитета.
То, о чем дальше говорил Бугров, не могло не заинтересовать. Веденин и раньше представлял себе, насколько сложна организация всесоюзной выставки. Но лишь теперь, слушая Бугрова, по-настоящему ощутил ее размах. Не только в Москве и в Ленинграде — во всех союзных республиках, во всех областных центрах шла кипучая подготовка.
— Иначе, Константин Петрович, и не может быть. Подобной выставки советские художники еще не знали. Да и не знали, пожалуй, такой ответственной задачи. Индустрия социализма!.. Предстоит поднять огромную политическую тему, раскрыть героизм всенародного труда... Не правда ли, какой простор для творческих замыслов?
Бугров наклонился через стол к Веденину, а за его спиной, оттеняя прохладу кабинета, пламенел жаркий день. В раскрытое окно, лениво покачивая ветви, смотрело густое дерево, и солнце, пронизывая листья до самых прожилок, ткало изумрудную сеть.
Бугров продолжал свой рассказ все с той же неторопливой обстоятельностью. О работе каждого художника он говорил с такой осведомленностью, как будто лично успел побывать в большинстве мастерских... Веденин слушал, и, казалось, внимательно. Задав несколько попутных вопросов, с облегчением убедился, что способен ничем не выдавать своей встревоженности. Все идет хорошо! Сейчас он закончит, и я смогу его ознакомить...
Чувство встревоженности все более отдалялось. Все легче становилось и слушать Бугрова и смотреть за окно. Воробей вспорхнул на солнечную ветку, покачался на ней, улетел. Ветка чуть вздрогнула и замерла, метнув тонкую тень на древесный ствол. Видишь, как все осязаемо, просто, ясно. Слышишь, машинка стрекочет за стеной, а уборщица, соскочив с подоконника, выжимает мокрую тряпку. Все просто и ясно!
Бугров, продолжая рассказ, прихлопнул ладонью по краю стола:
— Подобный принцип выставочной экспозиции кажется нам наиболее доходчивым. Согласны?
— Вполне, — кивнул Веденин и тут же обнаружил, что ушел куда-то очень далеко и никак не может вспомнить, о чем идет речь. Эта внезапная потеря памяти его испугала. Потребовалось усилие, чтобы вернуться к разговору. Когда же это удалось и голос Бугрова опять зазвучал полновесно, рядом, — Веденин услышал:
— Вы, кажется, задумались, Константин Петрович?
— Я?.. Нисколько!
— В таком случае хотелось бы вас послушать. Надо ли подчеркивать, какое место должны занять на выставке ленинградские художники!
Веденин развернул памятку, полученную перед отъездом от Голованова. Приготовился начать. Но встретившись со взглядом Бугрова, неожиданно спросил:
— Правда ли, что новая картина Симахина... Мне пришлось слышать, что на секции живописцев...
— Вы имеете в виду групповой портрет ударников?.. Да, работа Андрея Игнатьевича рассматривалась у нас на секции и подверглась...
— Осуждению? — снова хотел спросить Веденин, но не успел: в дверь постучали.
Того, кто вошел, Бугров, повидимому, не ожидал. Обернувшись к дверям, удивленно приподнялся и Веденин.
Книга, в которой цирк освещен с нестандартной точки зрения — с другой стороны манежа. Основываясь на личном цирковом опыте и будучи знакомым с некоторыми выдающимися артистами цирка, автор попытался передать читателю величину того труда и терпения, которые затрачиваются артистами при подготовке каждого номера. Вкладывая душу в свою работу, многие годы совершенствуя технику и порой переступая грань невозможного, артисты цирка создают шедевры для своего зрителя.Что же касается названия: тринадцать метров — диаметр манежа в любом цирке мира.
В книгу ленинградского писателя Александра Бартэна вошли два романа — «На сибирских ветрах» и «Всегда тринадцать». Роман «На сибирских ветрах» посвящен людям молодого, бурно развивающегося города Новинска, за четверть века поднявшегося среди вековой сибирской тайги. Герои романа — рабочие, инженеры, партийные и советские работники, архитекторы, строящие город, артисты Народного театра. Люди разных специальностей, они объединены творческим отношением к труду, стремлением сделать свой город еще красивее.
Эта книга — о цирке. О цирке как искусстве. О цирке как части, а иногда и всей жизни людей, в нем работающих.В небольших новеллах читатель встретит как всемирно известные цирковые имена и фамилии (Эмиль Кио, Леонид Енгибаров, Анатолий Дуров и др.), так и мало известные широкой публике или давно забытые. Одни из них всплывут в обрамлении ярких огней и грома циркового оркестра. Другие — в будничной рабочей обстановке. Иллюзионисты и укротители, акробаты и наездники, воздушные гимнасты и клоуны. Но не только.
Действие романа Анатолия Яброва, писателя из Новокузнецка, охватывает период от последних предреволюционных годов до конца 60-х. В центре произведения — образ Евлании Пыжовой, образ сложный, противоречивый. Повествуя о полной драматизма жизни, исследуя психологию героини, автор показывает, как влияет на судьбу этой женщины ее индивидуализм, сколько зла приносит он и ей самой, и окружающим. А. Ябров ярко воссоздает трудовую атмосферу 30-х — 40-х годов — эпохи больших строек, стахановского движения, героизма и самоотверженности работников тыла в период Великой Отечественной.
В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.
