Творчество - [11]
Были люди, которые отвернулись от него, клеймили отступником, перебежчиком во вражеский лагерь.
На одном из собраний петроградских художников к Веденину подбежал такой живописец.
— Господа! — крикнул он срывающимся голосом. — Думаю, что выскажу общее мнение... Среди нас объявился Александр Блок номер два. Один написал поэму, воспевающую большевистское варварство, а другой... Вот он, господа! Смотрите! Запомните!.. Другой продал этим варварам свою кисть!
Кругом зашумели. Веденин обернулся. Шум заглох.
— Я тоже прошу запомнить. Хотя и не привык отвечать бесноватым. Кисть моя принадлежит новым, законным хозяевам жизни!
Были и другие противники — представители всевозможных «левых» групп и направлений. Бешеным улюлюканьем встретили они картину. «Пафос Коммуны несовместим с одряхлевшим реализмом!», «Долой академический сор с корабля Революции!», «Искусство пролетариата — динамит, взрывающий болото передвижничества!..» Веденину издевательски советовали сдать себя в архив, а свои полотна — в коллекцию предметов старины.
Но зрители, необычные зрители, впервые заполнившие выставочные залы тех лет — рабочие, красноармейцы, матросы, — эти зрители приняли картину.
И хотя на выставках ей отводились самые темные, невыгодные места и, казалось, пестрая шумиха «левой» живописи заслоняла это скромное, написанное в сдержанных тонах полотно — простые люди безошибочно его находили, толпились перед ним. В их признании Веденин черпал свою убежденность.
...Все та же девушка вывела его из задумчивости. Шепотом спросила:
— Случайно не знаете, художник этот жив и сейчас?
— Да, насколько знаю, жив.
— И другие картины пишет?
Экскурсовод опередил ответ Веденина:
— Вероятно, товарищи, многим из вас известны дальнейшие работы художника. Для творчества Веденина характерен обостренный интерес к новым явлениям нашей жизни. Индустриализация, борьба за коллективизацию сельского хозяйства, осуществление сталинских пятилетних планов... В этих темах художник находит...
Теперь, заметив пристальный, узнающий взгляд экскурсовода, Веденин старался незаметно уйти. Когда это удалось (подошла еще одна группа, стало еще теснее), безостановочно прошел несколько зал, остановился у выхода.
Здесь, разложенные на длинном столе, продавались цветные листы репродукций. Продавщица спросила Веденина, что он желает.
— Я хотел бы... Есть у вас «На пороге жизни»?
— К сожалению, весь тираж разошелся. Могу предложить репродукции с других картин художника.
Веденин взглянул на указанные листы. «Первый выход комбайна», «На ударной стройке», «Есть Турксиб!» Каждой из этих картин, как ему казалось, он отдавал все силы, все мастерство. Он никогда не позволял себе приступать к работе, не собрав самого полного материала. Много ездил, делал десятки этюдов, зарисовок...
— Возьмете? — спросила продавщица.
— Нет, благодарю.
По коридору, вдоль стен которого стояли пустые золоченые рамы, Веденин прошел в дирекцию галереи.
Здесь было тихо. Лишь машинка стрекотала за стеной да босоногая уборщица что-то напевала себе под нос. Она стояла на подоконнике и, одной рукой схватившись за верхний переплет окна, промывала наружное стекло. Струйки воды, сбегая блестящими прожилками, дробили уличный вид.
Веденин остановился, хотел спросить, как пройти дальше. Но соседняя дверь отворилась. Его ждали.
В среде советских художников имя Бугрова возникло сравнительно недавно. Впервые Веденин встретил это имя лет пять назад, прочитав в одном из журналов острую статью, осуждающую последователей импрессионизма. Рассматривая творчество ряда художников, отмечая их пагубную приверженность новейшей французской живописной школе, автор статьи резко ставил вопрос о несовместимости советской живописи с формалистическими тенденциями, идейной опустошенностью импрессионизма.
«Борьба продолжается, — говорилось в статье. — Разгром крайних «левых» группировок был лишь первым этапом борьбы за полнокровное, реалистическое советское искусство!»
Статья понравилась Веденину. Настолько понравилась, что тут же позвонил Голованову:
— Читал, Владимир Николаевич?.. Еще один воин в нашем лагере. Но кто такой? Незнакомое имя.
— Как же, как же! Не ты первый спрашиваешь. Пока знаю одно: молодой искусствовед, аспирант Комакадемии. Буду в Москве — поближе разгляжу.
Месяц спустя, вернувшись в Ленинград, Голованов поделился с Ведениным своими впечатлениями:
— Крепкий орешек. По возрасту молод, а суждениями обладает твердыми. Читал мне главы из новой своей работы. Весьма доказательно вскрывает реакционную сущность декадентства.
Эта работа — книга, посвященная русской живописи начала двадцатого века — вышла через год и сразу вызвала горячие споры. Бугров не ограничивался историческим обзором, острие его работы было направлено против тех, кто все еще тяготел к эстетским позициям «Мира искусства», «Аполлона», «Бубнового валета», прочих дореволюционных художественных объединений.
И снова, прочитав эту книгу, Веденин позвонил Голованову:
— Хорошо написано. Встречаются мелкие неточности, но в целом верно.
А вскоре получил письмо от самого Бугрова:
Книга, в которой цирк освещен с нестандартной точки зрения — с другой стороны манежа. Основываясь на личном цирковом опыте и будучи знакомым с некоторыми выдающимися артистами цирка, автор попытался передать читателю величину того труда и терпения, которые затрачиваются артистами при подготовке каждого номера. Вкладывая душу в свою работу, многие годы совершенствуя технику и порой переступая грань невозможного, артисты цирка создают шедевры для своего зрителя.Что же касается названия: тринадцать метров — диаметр манежа в любом цирке мира.
В книгу ленинградского писателя Александра Бартэна вошли два романа — «На сибирских ветрах» и «Всегда тринадцать». Роман «На сибирских ветрах» посвящен людям молодого, бурно развивающегося города Новинска, за четверть века поднявшегося среди вековой сибирской тайги. Герои романа — рабочие, инженеры, партийные и советские работники, архитекторы, строящие город, артисты Народного театра. Люди разных специальностей, они объединены творческим отношением к труду, стремлением сделать свой город еще красивее.
Эта книга — о цирке. О цирке как искусстве. О цирке как части, а иногда и всей жизни людей, в нем работающих.В небольших новеллах читатель встретит как всемирно известные цирковые имена и фамилии (Эмиль Кио, Леонид Енгибаров, Анатолий Дуров и др.), так и мало известные широкой публике или давно забытые. Одни из них всплывут в обрамлении ярких огней и грома циркового оркестра. Другие — в будничной рабочей обстановке. Иллюзионисты и укротители, акробаты и наездники, воздушные гимнасты и клоуны. Но не только.
Действие романа Анатолия Яброва, писателя из Новокузнецка, охватывает период от последних предреволюционных годов до конца 60-х. В центре произведения — образ Евлании Пыжовой, образ сложный, противоречивый. Повествуя о полной драматизма жизни, исследуя психологию героини, автор показывает, как влияет на судьбу этой женщины ее индивидуализм, сколько зла приносит он и ей самой, и окружающим. А. Ябров ярко воссоздает трудовую атмосферу 30-х — 40-х годов — эпохи больших строек, стахановского движения, героизма и самоотверженности работников тыла в период Великой Отечественной.
В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.
