Твердая порода - [79]

Пошел я следом. Идем. Нас даже и патрули не останавливают. «Этот со мной», — только и говорит фронтовик. Хожу за ним, как теленок за выменем. Зашел он в магазин и на мои деньги купил вина. Зашел в другой — взял сала, сою в консерве, крабов этих банку, и все на мою тридцатку!

Идем дальше. «Где же он хочет лишить меня моей бедной головы?» — думаю я, шагая за ним следом. Наконец выбрались на окраину города. Зашли в один из бараков.

И вот фронтовик безо всякого разрешения открывает двери ударом ноги. В маленькой комнате сидят две девушки. «Вот, красавица, привел я тебе парня! — говорит он одной из них. — Не парень, а кровь с молоком!» Пока бывалый солдат расставлял на столе вино и закуску, девушки с двух сторон разом стянули с меня шинель. Одна старшая, на лицо так ничего, красивая. Другая помоложе, но сплошь конопатая. «Боже мой, думаю, если и вправду поцелует, а эти конопатины ко мне на лицо перейдут?» А конопатая так и льнет ко мне, так и льнет! Я все дальше и дальше отодвигаюсь, табуреткой загораживаюсь, а она липнет, и все тут! Гляжу я на нее и думаю: не лицо — воробьиное яйцо! Даже репей к такой не пристанет!

А старый солдат мне под столом кулак показывает: не теряйся, дескать! «Господи, думаю, за какие же грехи этот фронтовичок мстит мне? Что же я сделал ему плохого? Лучше б мне наряд вне очереди, с удовольствием поменял бы это знакомство на мытье полов в казарме. Да что там полы! Я б даже на гауптвахту согласился…»

Начал я строить всякие планы, как бы отсюда улизнуть, но тут преподносят вино. Правду скажу, до этого я ни разу не брал в рот такой горькой и вонючей гадости. «Не подкачай, салага!» — шепчет старый солдат и опять кулак показывает, а девушки чирикают: если, мол, не выпьешь, за воротник нальем. Ну, прочитал я дедову молитву и опрокинул стакан в рот.

Кто может утверждать после этого, что вино не всесильно! Смотрю — передо мной мир стал светлее, а сам я тоже вроде фронтового героя. И даже девушка с лицом, похожим на воробьиное яйцо, вдруг похорошела. Ей-богу! Глазки — лучики, голос как у соловья, и фигура ничего… Словом, обнял ее за талию, и в этот момент старый солдат куда-то смылся со своей девушкой.

Тут Фархутдин сделал долгую паузу. Он внимательно с прищуром глядел вдаль, будто весь ушел в свои воспоминания, пока Назип не протянул ему пачку папирос.

— Ну? Что дальше-то?

Фархутдин, все так же рассматривая горизонт, ощупкой взял папиросу, задумчиво размял ее в пальцах, прикурил.

— Да… И тут, ребята, я начал трезветь. Смотрю на себя и замечаю, что говорю с девушкой уже о воинском уставе… Гляжу на часы — пора в часть, Соврал, что у меня вроде живот болит, вышел из барака — и бегом без оглядки!

А в казарме бывалый солдат расспрашивает: ну как, мол, ты там, то, другое? «Порядок, говорю, в танковых войсках». — «Молодец! — говорит он. — Настоящий ты парень!»

Но в молодцах я всего лишь неделю походил. Этот солдат на второй выходной опять ушел в город. Возвращается да как заорет на меня: «Ах ты, салага, говорит, ах желторотый, ах, гусиный помет! Опозорил пехоту, запятнал всех солдат и офицерский состав, продал всю армию! Срамота! Вставай, одевайся немедленно и иди искупи свою вину. Если не оправдаешь доверия, не быть тебе солдатом, молокосос!» И тут же вручает мне увольнительную…

Фархутдин смотрит на часы и поднимается.

— Так что, Тин-Тиныч, ронять чести буровой и вообще нефтяных разведчиков мы тебе не позволим. Валю надо добывать!

32

Зубаиров сам себя не узнавал: бур доходит до продуктивного горизонта, хлопот полон рот, а он все занимается личными делами Тин-Тиныча. Его вахта на машине уехала за Валей. Пришлось отпустить — пристали с ножом к горлу. Очередная глупость, конечно, однако все же интересно: сумеют ли они привезти девушку? Времени много прошло, скоро их вахта. Если приехали, их должна была встретить Райса и пригласить Валю к себе. Почему же она не звонит на буровую?

— Как вы думаете? — не выдерживает мастер. — Привезут они ее?

— Вряд ли, — говорит Кадермат между делом. — Где уж нам с Тин-Тинычем? Мы только и умеем, что разговаривать с рычагами…

Уже спускали в скважину инструмент, когда со стороны Язтургая показалась вахта Тин-Тиныча в рабочих спецовках.

— Ребята, вахта идет! — крикнул с вышки Миргазиян.

— А Тин-Тиныч?

— С ними.

— Значит, Валя показала им кукиш!

«Если привезешь девушку, на эту вахту не выйдешь, останешься с Валей, за тебя Сергей Саакян согласился поработать», — сказал мастер Валентину перед отъездом. Тин-Тиныч идет на вахту, значит, дело не выгорело…

Оставив работу, все смотрят на путешественников.

Нет, лица парией нельзя назвать печальными. Энергично жестикулируя, Фархутдин с жаром доказывает что-то Тин-Тинычу. Тот отмахивается, как от назойливой мухи. Щуплому Сапарбаю брезентовая спецовка великовата, он поддел под нее телогрейку и совсем округлился. Забегает то с одной, то с другой стороны Тин-Тиныча, прямо шариком катается вокруг. Назип, видать, совсем изнемог от разговора, плетется сзади.

Так и поднялись они на мостик буровой.

— Ну, как дела? — нетерпеливо спросил Зубаиров у Фархутдина.

— Ха, чтоб я поехал да без девушки приехал? — выпятил тощую грудь Фархутдин. — Давно у вас на квартире. Райса ее взяла в оборот, ты же знаешь свою жену…