Тургенев в русской культуре - [39]
Категорическое неприятие Лаврецким каких бы то ни было сторонних квалификационных заключений на свой счет всецело поддерживается автором, соответственно выстраивающим художественную стратегию, которая утверждает личностную ценность и свободу героя и защищает его от любой попытки объективации, пришпиливания, исчерпания. В случае Рудина это было достигнуто за счет столкновения разных, в том числе взаимоопровергающих оценок. В «Дворянском гнезде» психологическая составляющая образов главных героев в немалой степени погружена в подтекст: Лаврецкому и еще более Лизе оставлена непроницаемая для вторжений извне область интимных переживаний, и это, с одной стороны, делает их фигуры более поэтичными, с другой стороны, несмотря на этот поэтический ореол, усиливает жизнеподобие: мы знаем о Лаврецком и Лизе много, но не более того, что, даже при самом тесном общении, нам дано знать о других.
Именно в «Дворянском гнезде» окончательно оформился, сложился романный инвариант Тургенева, то есть тот набор характеристик, которыми описываются все тургеневские романы, независимо от их неповторимых особенностей:
– многоплановость и многозначность подачи героя, личность которого является главным предметом изображения;
– многогеройность и сюжетная многолинейность – при безусловном доминировании главного героя и главной линии;
– широта и многоуровневость охвата действительности: семейный, социальный, общественно-политический, экзистенциальный ее срезы;
– идеологическая направленность: главный герой является идеологом, субъектом идеологического выбора или объектом идеологического воздействия; социально-политическая, философская, то есть идеологическая в широком смысле, проблематика выступает одним из важнейших источников движения сюжета.
Эти особенности тургеневского романа, во-первых, очевидно и кардинально отличают его от повести, во-вторых, образуют особую романную форму, определение которой дается и обосновывается в следующей главе.
Глава пятая
Роман: определение жанровой формы
Роман Тургенева со времени своего появления получил множество разных жанроопределений: социально-психологический, общественно-идеологический, исторический (Г. Курляндская, П. Пустовойт), социально-политический (Г. Бялый), общественный (А. Батюто), роман частной жизни (В. Кирпотин), бытовой психологический роман с любовной интригой (У. Фохт), субъективный роман, роман кульминации личности (Н. Вердеревская), «персональный» роман испытания как вариант социально-универсального романа (В. Недзвецкий). Уже современники (Н. Страхов) отмечали в романе Тургенева философскую составляющую, Ю. Лебедев и В. Маркович писали о наличии в нем трагического начала, которое трактовали по-разному. Л. Пумпянский предлагал несколько формулировок, каждая из которой уточняла предыдущую: героический роман, роман искомого героя, роман лица, роман социальной продуктивности, культурно-героический роман, «трехъярусное построение: культурно-героический роман, лирико-любовный и сатирико-бытовой, – развившееся на основе пушкинского “свободного” романа»[79].
С каждым из этих определений в отдельности и со всеми вместе в принципе можно согласиться, но проблема в том, что они в большинстве своем не носят инструментального, жанроворазличительного характера, ибо почти под каждое из них можно подставить романы других авторов, принципиально отличные от той жанровой модификации, которая создана Тургеневым. Определения «социально-политический», «социально-психологический», «общественно-идеологический», «нравственно-психологический», «философский» (последнее, разумеется, не в специальном, а в широком смысле этого слова) и т. п. равно приложимы как к романам Тургенева, так и к романам Гончарова, Достоевского, Толстого, Лескова.
Неоднократно осуществлялись и попытки создания романной типологии с включением в нее романа Тургенева. Например, Л. Пумпянский предлагал различать роман лица (Тургенев) и роман поступка (Достоевский); М. Бахтин противопоставлял монологический роман (Тургенев, Толстой, Гончаров) и полифонический роман (Достоевский); в основе концепции, изложенной в фундаментальном коллективном труде «Развитие реализма в русской литературе», подчеркнута «типологическая родственность»[80] Тургенева и Гончарова, которые вместе с Писемским и Островским трактуются как представители психологического течения в литературе критического реализма; один из авторов этой концепции, В. Недзвецкий, в своей более поздней работе предлагал выделять «три диалектически взаимосвязанные формы» социально-философского (социально-универсального) романа: «“синкретический роман” (“Евгений Онегин”, “Мертвые души”, “Герой нашего времени”), “персональный” роман испытания (Гончаров, Тургенев) и универсально-синтетическая фаза (романы Достоевского и Л. Толстого)»[81]. О «типологическом родстве романного мышления» Тургенева и Гончарова пишет в предисловии к «Необыкновенной истории» Н. Ф. Буданова, аргументируя эту мысль в частности «типологической близостью центральных женских и мужских образов в творчестве обоих писателей»
