Трое вне игры - [40]

Вулф провел взглядом справа налево и обратно, осматривая подозреваемых.

– Мне придется кое-где чересчур углубиться в детали, – начал он, – чтобы вы все ясно поняли ситуацию. На данный момент я не решился бы даже предположить, кто из вас убил Лео Хеллера, однако теперь знаю, как это выяснить, и собираюсь это сделать.

Единственная видимая и слышимая реакция на его слова последовала в кашле Джона Р. Уинслоу.

Вулф сплел пальцы на своем объемистом животе:

– С самого начала у нас имелась некая подсказка, о которой вам не сообщалось. Вчера, то есть во вторник, Хеллер позвонил сюда и сообщил, что подозревает одного из своих клиентов в совершении тяжкого преступления, и изъявил желание нанять меня для расследования. По причинам, вдаваться в которые нет необходимости, я отказался, однако мистер Гудвин, подчиняющийся мне только тогда, когда это отвечает его настроению и интересам, взял на себя смелость нанести этим утром визит Хеллеру, чтобы обсудить с ним данное дело.

Вулф одарил меня взглядом, и я в ответ глаз не потупил. Какая наглость! Он вновь обратился к гражданам:

– Мистер Гудвин вошел в кабинет Хеллера, но обнаружил, что там никого нет. Он подождал какое-то время, заодно поупражнявшись в собственной весьма натренированной наблюдательности, и среди прочего заметил, что несколько карандашей и резинка из опрокинутого стакана образуют на столе нечто вроде узора. Позже данная деталь, конечно же, привлекла внимание и полиции – после обнаружения тела Хеллера и ее вызова. Этот узор и привел мистера Кремера ко мне. Он полагал, что Хеллер, сидевший за столом под угрозой револьвера и знавший или догадывавшийся о своей скорой смерти, разложил карандаши, чтобы оставить некоторое сообщение, а именно указать на личность убийцы. Здесь я согласился с мистером Кремером. Подойдите, пожалуйста, и взгляните на этот рисунок у меня на столе. Карандаши и резинка разложены примерно так же, как и на столе Хеллера, и рисунок обращен к вам, а не ко мне, то есть вы видите его так, как и планировал Хеллер.

Шестеро откликнулись на просьбу, к ним присоединились и другие. Со своих мест повставали и подошли поближе не только большинство младших сотрудников убойного отдела, но поднялся и бросил взгляд и сам Кремер. Возможно, лишь из любопытства, но от него сталось бы заподозрить Вулфа в какой-нибудь махинации. Впрочем, карандаши и резинка были разложены надлежащим образом, в чем убедился и я, встав и вытянувшись, чтобы взглянуть через головы подошедших.

Когда все вновь расселись по местам, Вулф продолжил:

– У мистера Кремера имелась собственная версия насчет послания, с которой я не согласился и которую излагать сейчас не собираюсь. Мое же собственное мнение о данном сообщении пришло мне в голову практически мгновенно и оказалось вовсе не coup d’éclat[6], а просто всплеском воспоминаний. Узор смутно напомнил мне нечто виденное ранее, и неопределенность разом развеялась, стоило мне лишь вспомнить, что Хеллер был математиком, с высшим и специальным образованием. Воспоминание было давнишним, и я проверил его, подойдя к шкафу за книгой, которую читал лет десять назад. Она называется «Математика для миллионов» Хогбена[7]. Удостоверившись, что память мне не изменила, я запер книгу в ящик, поскольку решил, что мистеру Кремеру незачем тратить время на ее изучение.

– Давайте продолжим! – рявкнул Кремер.

Вулф так и поступил.

– Как сказано в книге мистера Хогбена, две тысячи лет назад в Индии использовалось, как он это называет, «спичечное цифровое письмо». Три горизонтальные линии означали тройку, две горизонтальные линии – двойку и так далее. Письмо и вправду было примитивным, но обладало значительно бо́льшими возможностями, нежели громоздкие системы евреев, греков и римлян. Где-то во времена рождения Христа некий выдающийся индус усовершенствовал его, связав горизонтальные линии диагоналями, благодаря чему исключалась путаница между элементами. – Вулф указал на рисунок на своем столе. – Вот эти пять карандашей слева для вас образуют тройку в точности как ее изображали индусы, а три карандаша справа образуют двойку. Эти индийские символы являют собой одну из величайших вех в истории системы счисления. Заметьте, кстати, что наши собственные знаки для цифр три и два происходят непосредственно из этих индийских символов.

Двое поднялись взглянуть, и Вулф вежливо выждал, пока они снова не сядут.

– Итак, поскольку Хеллер был математиком и поскольку рисунки оказались известными символами из истории математики, я предположил, что послание состояло из цифр три и два. Но я не сомневался, что резинка также являлась частью сообщения, а потому ее тоже требовалось включить. Это сложности не представляло. Если математик хочет записать «четыре умножить на шесть» или «семь умножить на девять», для него привычнее использовать вместо «умножить на» не знак умножения, как делаем мы, дилетанты, а точку. Это столь распространенный прием, что мистер Хогбен пользуется им, даже не удосуживаясь давать пояснения, и потому я уверенно предположил, что резинка подразумевала именно знак умножения, а само послание означало «три умножить на два», или «шесть».