Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток.
Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Здесь же брали с проезжих честное мыто – и деньгой, и товаром – князю своему в казну и себе на прокорм.
Обрастала застава понемногу избами, превращалась в сельцо, а затем и в городище. На холме, за суровым острогом, возвысилось в ту пору капище особо почитаемого на Руси бога, покровителя ратных людей – Перуна-громовержца.
Так и встал у речной излучины большой город, острог с годами сменили каменные стены монастыря, а на месте капища возведён был храм Архистратига Михаила, предводителя небесного воинства, скорее всего, в знак победы над старыми богами, коих князья церковные обозвали погаными и причислили к тёмным бесовским силам.
Осталось в этих местах предание о двух братьях-волхвах, великих кудесниках, которые долго скрывались в дремучих лесах, преследуемые княжьими кметями за нежелание отречься от языческой веры и с покаянием принять крещение.
Рассказывали, будто потянулись за братьями в леса иные непокорные людишки, уходили вместе с бабами да детьми, и выросла в лесу целая деревня – Чёрные Выселки.
В час недобрый княжьи лазутчики тайное капище проведали, нагрянули кмети, волхвов изловили и сожгли на огромном костре вместе с последним в тех землях идолом Перуна, что сотворили братья собственноручно из векового дубового ствола…
А деревня так и осталась жить, хотя не сразу и не вдруг пришли здешние люди в новую веру. Как и по всей Руси, поначалу – больше притворялись, и долго ещё в поколениях поминали своих исконных богов в мольбах и песнях, и творили тайком им требы по заповеданному обычаю.
Как волхвов не стало, возвели в Чёрных Выселках и церковь, не без умысла посвятив её Илье-пророку, небесному громовержцу, а деревня с той поры стала именоваться селом Ильинским, потому как быстро разрослась: люди здесь обживались охотно – умели волхвы выбирать угодные места для селищ.
Предание о братьях-волхвах через толщу лет превратилось в страшную сказку о двух колдунах, стерегущих в глубокой лесной пещере некую древнюю книгу по названию Кощуна. Иногда колдуны якобы выходили к людям, заманивали одиноких путников в своё подземелье, но каждый, кто у них побывал и в ту книгу заглядывал – сходил с ума…
***
После октября 1917 года село Ильинское снова чуть не переименовали.
Некие буйные головы предложили назвать его Кларо-Цеткино, но другие товарищи с ними не согласились, не без оснований обнаружив в старом названии села созвучие с отчеством вождя мирового пролетариата, что нашло отражение в соответствующем протоколе заседания комиссии по революционной пропаганде.
Железной бороной прошла через село борьба с кулачеством. Ещё раз проредили мужиков, коих и без того не густо оставалось после германской, а потом и гражданской войны, с корнем оторвали от земли целые семьи.
Советская власть, представленная в Ильинском горсткой вчерашних голодранцев и пьяниц, каким раньше и руки-то не всегда подавали, очень старалась выполнить линию партии…
***
Однажды морозным ноябрьским утром в село заехал уполномоченный из области. Чёрный автомобиль с дырявым откидным верхом, доводя наивных сельских собак до полного исступления, протарахтел по улице и остановился перед сельсоветом. Мгновенно сбежавшиеся мальчишки с любопытством разглядывали невиданную технику и выскочившего из неё худого и чёрного, как грач, начальника в новом тулупе поверх кожаной куртки и в такой же кожаной фуражке. С ним, кроме водителя, прибыли ещё двое вооружённых людей.
В пыльном окне мелькнула испуганная, опухшая физиономия председателя сельсовета Петрухи Прихлёбова, и тут же её обладатель выбежал на крыльцо, кланяясь и вытирая о штаны вспотевшие ладони.
Сельский мир избрал Прихлёбова в начальники скорее из озорства, выразив, таким образом, отношение к новой власти. Хозяйственным мужикам играть в советы-комитеты было некогда, вот на сходе кто-то, шутки ради, и выкликнул Петрушку, как самого свободного от всех забот. Тут же и проголосовали.
Прихлёбов сначала испугался свалившегося на него величия, но, когда получил в руки круглую печать, начал вышагивать по селу гордым кочетом. Актив у него подобрался – подстать своему председателю.
Петрушка важничал, и в то же время на каждом шагу ощущал, что власть у него получается какая-то потешная, и всерьёз его никто не принимает. И потёртый кожаный портфель, выпрошенный у заезжего землемера, уважения Прихлёбову тоже не добавил. Но зато ещё больше утвердилась в нём ненависть к тем, кому власть его была не нужна.
Когда сверху потребовали первый список кулаков, Петруха со злорадством и наслаждением включил в него самых уважаемых на селе людей. Казалось ему, что получил он, наконец, повод заставить уважать и его, уже не Петрушку, а Петра Саввича Прихлёбова.
