Три факта об Элси - [14]

— Твоя рука была первой, за какую я держалась, — призналась она.

Я была еще сердита и язвительно уточнила:

— Точно моя? А не мамина?

— Руки моей матери были всегда слишком заняты ожиданием возвращения отца. Наверное, в раннем детстве я держалась за руки сестер… Но твоя рука — первая, которую я помню.

Элси говорила правду. Мы держались за руки, карабкаясь на холмы, стоя на тротуаре, бегая по полям. Мы держались за руки, встречая в жизни то, чего не вынести в одиночку.

— Элси, ты здесь? — позвала я.

Ее рука стала старой, кожа истончилась и обвисла, все косточки можно пересчитать, но рука Элси по-прежнему прекрасно ложилась в мою, как было всегда. Мне хотелось ощутить ее поддержку, и Элси сжала мою руку, подтверждая — она рядом.

— Здесь.

Мы долго молчали.

— Как думаешь, что ему нужно? — спросила я наконец.

— Мы не знаем наверняка, он это или нет.

— Но если все-таки он?

— Тогда я не знаю.

— И что нам, по-твоему, делать?

— Не знаю, — снова сказала Элси. — Вряд ли нам вообще пока нужно что-то делать.

— Это еще почему? — В темноте я едва различила легкое движение. — Нужно же кому-то сказать!

— Что? Что мы скажем? Что Ронни вернулся с того света? «Доказательств у нас нет, но вы уж поверьте нам на слово»… Флоренс, у тебя испытательный срок, нужно быть осмотрительнее!

Снова наступила тишина.

— Меня отправят в «Зеленый берег».

Я услышала в темноте шепот Элси:

— Возможно, он как раз этого и добивается.

Хэнди Саймон

— В сарае для садового инвентаря?!

Мисс Амброуз отложила калькулятор и скрестила руки на груди так плотно, что они исчезли в складках жакета.

— Что, черт побери, можно делать в сарае с лопатами?

Хэнди Саймон тщетно искал, куда смотреть, лишь бы не в глаза мисс Амброуз, хотя они, казалось, занимали почти все пространство.

— Не знаю, не могу сказать, — ответил он.

— А вы что делали в этом сарае?

— Мы ходили за веревкой для стремянки.

— Мы?

— Со мной был мистер Прайс. — Саймон начал ковырять пол мыском ботинка. Когда ему случалось волноваться, тревога всегда первым делом пробиралась к его ногам.

— Вы, гляжу, там целую вечеринку устроили?

— Да, мисс Амброуз.

Он понял, что зря зашел, как только увидел мисс Амброуз за подсчетами. Итоги месяца всегда приводили мисс Биссель в раздражение, а эмоции мисс Биссель передавались всем. Но ведь у него в контракте прописано сообщать о подобных вещах; обязанность проявлять осмотрительность, сказано там. На ежегодной аттестации им говорили — важно мнение каждого, и если он подсобный рабочий, это не значит, что он пустое место. В «Вишневом дереве» ценен каждый. И не должность красит человека.

— Что за вселенская чушь! — сказал его отец.

Этот разговор происходил у них чуть больше пяти лет назад, когда Саймон только начинал работать в «Вишневом дереве». Они с отцом сидели в патио. Легкий ветерок трепал края сетчатого экрана от мух, и висевшие в ряд разноцветные ленты шлепали по дверному косяку, будто аплодируя.

— Значит, по-твоему, человека определяет должность?

— Конечно, еще как! — ответил отец, которого всю сознательную жизнь звали Пожарный Джон. — Работа — это наша суть. Ты хоть знаешь, откуда взялись у людей фамилии?

Саймон не ответил.

— Уилер, Мэйсон, Поттер, Тейлор[5]…

— Ладно, ладно, — отмахнулся Саймон. — Со мной такого не случится — эта работа не оставит на мне клейма. В «Вишневом дереве» не по должности ценят.

— Чушь, — отрезал отец.

Мисс Амброуз снова взялась за калькулятор. Хэнди Саймон не умел понять, когда приличия предписывают откланяться: некоторые люди туманно ведут себя на этот счет. Он снова услышал щелчки калькулятора и переступил с ноги на ногу, чтобы напомнить мисс Амброуз о себе.

— Можете идти, Саймон, — сказала начальница.

— Ясно.

Он уже закрывал за собой дверь, когда мисс Амброуз крикнула ему вслед:

— Саймон, а что конкретно мистер Прайс делал в вашем обществе?

— Лестницу переносил, мисс Амброуз. — Саймон увидел удивление в приподнявшихся бровях. — Он очень бодр для своего возраста.

— А какого он возраста?

— Не могу точно сказать, мисс Амброуз.

— Вот и я не могу, — буркнула она.

Закрывая дверь, Саймон заметил, что мисс Амброуз снова отложила калькулятор и пристально уставилась на шкафы для бумаг у дальней стены.

Саймон поднял воротник и сунул кулаки поглубже в карманы. Иногда от «Вишневого дерева» хотелось зарыться поглубже в свою одежду и исчезнуть вовсе. В детстве он мечтал стать пожарным, как папа, но уже подростком понял, что недостаточно храбр. Его отец однажды спас семью (это было еще до рождения Саймона) — вытащил из горящего здания одного за другим, как стоматолог зубы. В восемнадцать лет он стал местной знаменитостью: незнакомые люди жали ему руку, ставили выпивку и повсюду встречали с большой радостью. Даже через много лет разговор об этом вновь и вновь извлекали из ящика и передавали по кругу, чтобы все могли полюбоваться. Когда это начиналось, отец выходил из комнаты. Говорил, это напоминает ему о том единственном человеке, которого он не спас. Но все равно его поступок слился с его личностью в единое целое: все остальное, что он делал и еще сделает, исчезло в тот миг, когда он вбежал в пламя. Он словно сбросил остального себя, как вторую кожу. Все ожидали, что Саймон пойдет по стопам отца, следуя странной воображаемой линии, проведенной генетикой, но он не смог. Он знал, что побежит прочь от несчастья, а не ему навстречу, и что единственный человек, о спасении которого Саймон когда-либо думал, — это он сам.