Три факта об Элси - [13]

— А ведь можно пойти домой и не сидеть тут, — начала Элси. — Налить большую чашку чая, включить радио…

Я не ответила. Элси к этому уже привыкла. Игнорируя ее, я слушала пение дрозда, устроившегося прямо за окном. А ведь никогда не подумаешь, что такому маленькому существу есть столько всего сказать.

Элси заговорила громче:

— Мы могли бы отдыхать дома, а не сидеть здесь!

Я повернулась. Стекла очков сверкнули, поймав солнечный луч.

— Тебе нужно увидеть его своими глазами, Элси!

На минуту все замолчали, даже дрозд.

— Я знаю это имя — Габриэль Прайс, — заявила я некоторое время спустя. — Где-то я его уже встречала.

— Ты всегда говоришь, что всех знаешь, Флоренс, у тебя привычка такая.

Я заерзала, стул угрожающе скрипнул.

— Отсюда его удобнее всего рассмотреть, — сказала я. — И я действительно где-то видела это имя. Это не моя привычка, а правда.

Из сарая вся территория была видна как на ладони. «Вишневое дерево» состоит из четырех многоквартирных корпусов, названных (весьма прозаически) А, В, С и Д. Мисс Амброуз в свое время инициировала кампанию за более романтическое переименование корпусов, но, как и многие идеи мисс Амброуз, эта так и не взлетела. Главные здания, окруженные с обеих сторон двориками, стоят посередине. Из нашего наблюдательного пункта были видны сразу оба двора: разношерстное собрание многолетников и керамических горшков с цветами, никому, по сути, не нужные дорожки, как в настольном лабиринте. Коротая дневные часы, старики шаркали от скамейки к скамейке, обмениваясь, как свертками, обрывками разговоров. Мисс Амброуз, как обычно, плелась к себе в квартиру, будто взвалив на плечи все бремя мира, Глория с кухни курила за столовой, но Ронни Батлер не показывался.

— Или как его там зовут по-настоящему, — пробурчала Элси.

— Он появится через минуту, — пообещала я. — И тогда мы сможем уйти.

— Надо было захватить бутербродов, — продолжала жаловаться Элси.

Я хотела выпрямить ноги, но вспомнила о неустойчивости стула и передумала.

— И фляжку, — не унималась она. — Мы всегда брали с собой перекусить, когда куда-нибудь отправлялись, помнишь?

Я сказала, что помню, но мыслями я была за окном и не очень следила за разговором. Проклюнулось зерно беспокойства.

— А вдруг нас застанут садовники? — спросила я. — Или этот разнорабочий, никак не запомню его имени.

— Саймон, — подсказала Элси. — Ты отлично знаешь, что его зовут Саймоном, и ты бы вспомнила, если б подумала. Нужно думать дольше, а не сдаваться сразу, Флоренс.

Я не ответила. Некоторое время между нами шел безмолвный спор.

— Помнишь, как детьми мы брали с собой бутерброды? — снова спросила подруга. — А помнишь, как в каникулы мы ездили в Уитби?

Я сказала, что помню, но, если честно, поручиться не могла. Элси это уловила — у нее ничто не проходит незамеченным.

— Думай, Флоренс, — велела она. — Думай.

Я подчинилась. Иногда воспоминание чувствуешь прежде, чем осознаешь. Картинка перед глазами не встает, но ты чувствуешь запах, вкус и слышишь, как оно подсказывает тебе откуда-то из глубин памяти.

— С ветчиной и помидорами, — вспомнила я. — И с вареными яйцами!

— Да, — воскликнула Элси, — да! Мы ели их на пляже в Солтвик Бэй, когда искали всякие окаменелости!

Я задумалась на минуту.

— Но мы же так и не нашли ничего ископаемого?

— Нет, — подтвердила Элси. — Тут ты права, не нашли.

Воцарившееся молчание нарушила я:

— Почему так? Я помню, с чем были бутерброды в Солтвик Бэй, но не могу вспомнить имя здешнего работника?

В голосе Элси послышалась дрожь, и она заговорила громче, превозмогая ее:

— Если бы мы это знали, мы бы не сидели здесь и не говорили об этом, правда?

— Да, вряд ли, — согласилась я.

— А теперь скажи мне, Флоренс, как его зовут? Этого работника? Не сдавайся, думай! Ну, как его зовут?

Я не ответила.

Прошло еще десять минут, прежде чем мы его увидели. Сначала я заметила того самого работника, который шел по траве, неся стремянку, но через грязное стекло и в полумраке сарая не сразу смогла разглядеть, кто несет ее с другого конца.

Я схватила Элси за локоть:

— Смотри! Видишь? Видишь его?

— Дай же мне поглядеть! — Элси достала очки и всмотрелась через окно. — Никого я там не вижу, кроме Саймона. Пусть подойдут поближе.

— Они будут здесь через минуту.

И они подошли. Совсем близко.

Так близко, что стало ясно: они направляются в сарай.

Однако Элси его не видела. Я знаю, что не видела — до того момента, как дверь распахнулась и в сарай ворвался дневной свет. Вот тогда она отчетливо его увидела, хотя он и стоял позади Саймона: он будто заполнял собой весь дверной проем. Ронни не выказал ни малейшего удивления; наоборот, он будто ожидал нас здесь увидеть. Саймон вообще ничего не сказал. Он посматривал на нас, доставая кусок веревки с одной из полок, но меня больше интересовал человек в дверях.

Когда Саймон вышел, сарай снова превратился в чернильницу, и я услышала свое судорожное дыхание.

— Ну?

Мы долго смотрели на то место, где они только что стояли. Наконец Элси сказала:

— Но это бессмыслица какая-то.

Я перестала смотреть на дверь и повернулась к ней:

— И тем не менее это он! Ронни!

Элси была не уверена. Да, согласилась она, этот Прайс похож на Ронни, но как можно думать, что… Не помню, что я ответила, помню лишь, как сорвалась на крик, потому что когда так боишься, то не знаешь, как с этим быть, и крик — единственный способ отогнать от себя страх. Элси дождалась, пока я выкричусь, и когда я отвела душу, взяла меня в темноте за руку.