Транзит - [16]

– Так и оставим, да? – спросила она. – Не волнуйся, я просто шучу. Мне нужно подстричь волосы одинаково с двух сторон. Ты же не хочешь ходить с разной длиной?

Мальчик молча отвел глаза.

– Как это называется, – спросил Дейл, – когда тебя вдруг настигает внезапное озарение, ослепительная вспышка, которая меняет твое мироощущение?

Я сказала, что не уверена: на ум приходит сразу несколько слов.

Дейл раздраженно дернул рукой, в которой держал кисть.

– Это как-то связано с дорогой, – сказал он.

– Путь в Дамаск, – сказала я.

– Я ощутил нечто похожее, – сказал он. – И не когда-нибудь, а в прошлую новогоднюю ночь. Я просто ненавижу Новый год. Частично в этом и заключалось мое озарение – я ненавижу этот праздник.

Он сказал, что в его квартире собралась целая компания. Они уже готовились выходить на улицу, как он вдруг понял, что всё происходящее ему противно, и другим, скорее всего, тоже, но никто не готов в этом признаться. Когда все уже были в пальто, он сказал, что останется дома.

– Я просто внезапно понял, что меня это не интересует, – сказал он.

Я спросила почему.

Долгое время он не отвечал, прокрашивая пряди волос одну за другой, и я уже начала думать, что он либо не слышал мой вопрос, либо предпочел на него не отвечать.

– Я сидел на диване, – сказал он, – и это осознание просто пришло ко мне.

Он опустил кисточку в миску, аккуратно обмакивая ее в коричневую пасту.

– Там был один парень, – сказал он. – Я не знал его. Он сидел и делал на моем маленьком столике аккуратные дорожки. Внезапно мне стало его жаль. Не знаю, что именно вызвало жалость, – сказал Дейл. – Этот бедолага уже потерял все волосы.

Он снял зажим, освободив еще несколько прядей, и начал наносить краску. Я наблюдала за тем, как он ровными движениями распределяет ее по волосам. Он начал у корней, и чем дальше он продвигался, тем более точными и аккуратными становились его движения, будто он научился противостоять искушению сосредотачивать все усилия в начале.

– У него было такое смешное, одутловатое, маленькое лицо, – сказал Дейл, делая паузу и задерживая кисть в воздухе. – Должно быть, всё произошло из-за того, что он лысый и у него забавное лицо. Я подумал тогда, что этот чувак выглядит как ребенок. Почему ребенок сидит на моем диване и нюхает кокаин? И как только я увидел эту картину именно так, я уже не мог остановиться. Я вдруг начал во всех них видеть детей. Как будто я был под кислотой, – сказал он, макая кисточку в содержимое миски. – Если я правильно помню тот момент.

Сэмми начала осторожно подстригать волосы мальчика ножницами.

– Чем ты увлекаешься? – спросила она его.

Он слегка пожал плечами, с его лица не сходила загадочная улыбка.

– Футболом? – спросила она. – Или, может, как это там называется, – «Иксбоксом»? Всем мальчикам он нравится. Ты играешь в приставку с друзьями?

Мальчик опять пожал плечами.

Все, конечно, подумали, что он совсем не в себе, раз решил остаться дома, когда остальные едут в клуб, продолжил Дейл. Ему пришлось притвориться, что он плохо себя чувствует. Когда-то его пугала перспектива провести Новый год дома в одиночестве, но в тот момент он хотел как можно быстрее отделаться от них. Он вдруг почувствовал, что видит их насквозь. Во время своего пути в Дамаск он понял, что люди в его гостиной не взрослые, а дети-переростки.

– Я говорю это не снисходительно, – сказал он.

– Моя дочка – твоя ровесница, – сказала Сэмми мальчику в соседнем кресле. – Сколько тебе, одиннадцать или двенадцать?

Мальчик не ответил.

– На вид вы одного возраста, – сказала Сэмми. – Моя дочь и ее подружки обсуждают сейчас только макияж и мальчиков. Казалось бы, еще слишком рано, но их невозможно остановить. С девочками проблема в том, – продолжила она, – что у них не так много разных хобби, как у мальчиков. Им особо нечего делать. Они сидят и болтают, пока мальчики играют в футбол. Ты не поверишь, – сказала она, – какие сложные у них уже отношения. Это всё их разговоры. Если бы они больше бегали на улице, у них оставалось бы меньше времени на интриги. – Она крутилась вокруг него, всё еще подстригая ему волосы: – Девочки могут быть довольно противными, да?

Мальчик посмотрел в сторону женщины, с которой пришел. Она отложила свой телефон и теперь читала книгу.

– Это твоя мама? – спросила Сэмми.

Мальчик кивнул.

– Повезло ей, ты тихий, – сказала она. – Моя дочь никогда не замолкает. Пожалуйста, не дергайся, – добавила она, держа ножницы в воздухе. – Я не могу тебя стричь, когда ты крутишь головой. Нет, – продолжила она, – моя дочь рот вообще не закрывает. Треплется по телефону с подружками с утра до ночи.

Пока она говорила, мальчик, не двигая головой, водил глазами вверх-вниз и из стороны в сторону, будто проходил тест на зрение.

– В вашем возрасте главное – это друзья, да? – спросила Сэмми.

К тому времени за окном уже совсем стемнело. Внутри салона горел свет. Играла музыка, и гудение машин с улицы было почти не слышным. У стены стоял стеклянный стеллаж, на полках которого аккуратными рядами были разложены средства по уходу за волосами, выставленные на продажу, и каждый раз, когда мимо салона проезжал грузовик, полки начинали слегка дрожать, а банки и бутылки – дребезжать. Пространство салона превратилось в ослепительную анфиладу отражающихся друг в друге поверхностей, а мир за окном погрузился во мрак. Куда ни посмотри, повсюду были только отражения. Я часто проходила мимо салона в темное время суток и смотрела в его окна. Из темноты улицы он казался театром, по освещенной сцене которого двигались разные персонажи.