Транзит - [17]

После того эпизода, сказал Дейл, наступил период, когда при встрече со знакомыми и особенно с незнакомыми людьми, его клиентами или случайными прохожими, он не мог избавиться от ощущения, что все они дети, живущие в телах взрослых. Он видел это в их жестах и манерах, в их стремлении к соперничеству, в их тревоге, злости и радости, больше всего в их физических и эмоциональных потребностях: даже те люди, которые состояли в серьезных партнерских отношениях и которым он когда-то завидовал – завидовал их близости и тесному общению, – теперь казались ему просто лучшими друзьями на детской площадке. На протяжении нескольких недель он испытывал жалость по отношению к человечеству, «как какой-то средневековый чувак, странствующий в мешковатой одежде с колокольчиком». Это вывело его из строя, сказал он: иногда он чувствовал огромную слабость и еле-еле заставлял себя притащиться в салон. Люди думали, что у него депрессия, «и, возможно, так и было, – сказал Дейл, – но я знал, что делаю то, что должен, двигался дальше и не собирался сворачивать, даже если бы это меня угробило». В конце концов он начал чувствовать себя опустошенным и освобожденным, словно его сознание очистилось. Вспоминая теперь о той новогодней ночи, он чувствовал, будто в комнате было нечто огромное, что отказывались замечать все остальные.

Я спросила, что это было.

Он опустился на корточки, чтобы нанести краску на волосы сзади, так что я не видела его лица. Через некоторое время он встал и снова появился в зеркале с пластиковой миской в одной руке и кисточкой в другой.

– Страх, – сказал он. – И я подумал, что не стану убегать от него. Я останусь, пока он не уйдет. – Он внимательно изучил уже окрашенные пряди со всех сторон, словно художник, рассматривающий законченный холст. – Еще чуть-чуть, – сказал он. – Оставим ненадолго впитаться.

С моего разрешения он отойдет, чтобы сделать быстрый звонок. С ним теперь живет племянник, и Дейлу нужно сообщить, что его планы на вечер изменились и он всё-таки будет дома.

– Если повезет, – сказал Дейл, – он и сам соизволит что-нибудь приготовить.

Я спросила, откуда приехал его племянник, и он ответил, что из Шотландии.

– И не из модной ее части, – сказал он. – Почему-то моя сестра продолжает жить в жопе мира. Два или три раза он приезжал навестить ее, и не проходило и двух суток, как он уже был готов пойти разговаривать с овцами.

Племянник – забавный малый, сказал Дейл: все решили, что у него аутизм, или синдром Аспергера, или как там это называют, когда ты не такой, как все. Он ушел из школы, не получив аттестат. Когда Дейл приезжал навестить их, у него не было работы, и ради развлечения он сидел на холме и бросал вниз камни.

– К счастью, с тех пор он немного изменился. Прошлым вечером он даже спросил, использовал ли я в соусе для пасты свежие травы или «просто сушеные». – Дейл изобразил пальцами кавычки.

Я спросила, как мальчик оказался в Лондоне, и Дейл ответил, что это случилось после его разговора с сестрой. Она сказала, что мальчик стал говорить ей настораживающие вещи, вроде того, что он как будто живет в чужом теле или что-то такое.

– Он ничего не говорил месяцами, – сказал Дейл, – и вдруг как брякнет такое. Сестра не знала, что с ним делать. Она спросила меня, что это может значить. И я сказал, что я парикмахер, а не психолог. – Он перебирал отдельные пряди моих волос. – Но, конечно, у меня была одна догадка. Я сказал ему, что если он соберет вещи и сядет на поезд, то может пожить у меня в Лондоне. Я сказал, что не ищу компании; мне нравится моя жизнь такой, какая она есть. У меня есть хорошая квартира и хороший бизнес, и я хочу жить так, как живу. Тебе нужно будет вносить свою долю, я не стану селить у себя кого-то, у кого нет работы, и благотворительностью заниматься не буду, на кой мне это надо. Но у тебя будет свобода, сказал я, а Лондон – большой город. Если ты не сможешь найти здесь то, что ищешь, ты не найдешь этого нигде. А спустя неделю, – сказал Дейл, – раздался звонок в дверь, и на пороге стоял он.

Дейл признался, что не был удивлен: сестра сообщила ему о приезде племянника за несколько дней, чтобы он успел спрятать то, что она бы не одобрила. И в течение этих двух дней он начал немного сомневаться. Он бродил по комнатам, отмечая чистоту и порядок в них; он наслаждался умиротворенностью своей квартиры, собственной свободой передвигаться по ней, возвращаться домой с работы и видеть, что всё лежит на своих местах.

– И вот я представлял, – сказал он, – что здесь постоянно будет кто-то еще, кто-то, с кем нужно будет говорить и после кого нужно будет убирать, кто-то, за кого я буду, в общем-то, нести ответственность, потому что в шестнадцать лет ты всё еще ребенок, а этот ребенок еще и никогда в своей жизни не бывал за пределами крошечной шотландской деревни; ну, в общем, ты понимаешь, о чем я, – сказал Дейл. – Я, должно быть, сошел с ума, думал я, раз отказываюсь от всего этого.

Я спросила, сбылись ли какие-то из этих страхов, и на время он замолчал. Я смотрела на него в зеркало: его руки были скрещены на животе, который едва заметно проступал на его волчьем теле.