Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV - [127]

Адресованная композитору просьба прийти на чтение и отбор стихов была повторена и еще в одном, недатированном письме: «Будут Синяковы[1158], Перцов[1159], Иван Шамурин[1160], м.б., Новицкий – у меня 10–11 вечера ‹…› принесите бут‹ылку› вина. Меня надо поддержать присутствием – кстати, послушать новое хорошо бы выступление Льва Шварца»[1161].

Возвращаясь к истории творческих связей Чурилина и Гнесина, остановимся на эпизоде наиболее тесного и вместе с тем драматичного их сотрудничества, который пришелся все на тот же 1932 г., когда соавторы получили заказ от Наркомпроса на написание «национальной» оперы, посвященной 10-летию Адыгеи (Адыгейской автономной области). Начало большого оперного проекта почти по датам совпало с принятием известного постановления ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» (23 апреля 1932 г.), ускорившего внедрение соцреализма в искусство и поворот к «большим жанрам». В этой перспективе продолжалась и реорганизация оперного дела, в частности в театр для сотрудничества активно привлекались поэты, писатели и художники, создававшие так называемые «творческо-постановочные бригады», причем общей судьбой таких «бригадных», или «лабораторных», сочинений стала их незавершенность[1162]. Тогда же «на сцену» ненадолго вернулись представители авангардного направления, уже с конца 1920-х планомерно вытеснявшиеся участниками пролетарских ассоциаций. В ленинградский Малый оперный театр, например, были приглашены авторы, которых Чурилин относил к близкому себе кругу: Асеев, Шкловский, Третьяков, Брик[1163]. В этом смысле неудивительно, что сама идея создания адыгейской оперы, или «музыкального спектакля», как о том не раз свидетельствовал Гнесин, принадлежала именно поэту – Чурилину. Уверенность в успехе, вероятно, подкреплялась и имевшимися связями в Наркомпросе, дружбой с П. Новицким, как потом и личным знакомством с А.С. Бубновым, который в 1931 г. сменил на посту наркома просвещения Луначарского. Последовавшие тем не менее неудачи сам поэт продолжал связывать с гонениями на него «рапповцев и рапмовцев»: это стало едва ли не сквозной темой его переписки (личной и официальной) 1930-х гг.

Итак, задуманное произведение планировалось завершить уже к началу 1933 г. Общий контур предполагаемого либретто прозрачно отразил идеологический заказ на новое «национальное» советское искусство:

Произведение должно быть современным, но покоиться на подлинных основаниях – сюжетная и музыкальная конкретизация. ‹…› План произведения: Название – «Адыгея». Содержание – ряд боевых (в прошлом) и новых дней одного бытия. Произведение делится на три части: 1. Кровавое прошлое Адыгеи. 2. Борьба с царизмом. 3. О новых днях – о культпоходе, соцстроительстве[1164].

Оба автора с энтузиазмом отнеслись к этой перспективе, и в апреле – мае 1932 г., еще до поездки в Адыгею за сбором фольклора, Чурилин переселился к Гнесину для совместной работы, о чем с воодушевлением сообщал своим корреспондентам.

Уже на начальном этапе соавторы вынуждены были искать пути приспособления фольклорного материала к находящемуся в становлении советскому канону, и, возможно, именно здесь кроется самая общая причина провала этого замысла. В одном из рабочих докладов с характерным названием «О создании новых песен – песен бодрости и труда» Гнесин размышлял о перспективах соединения «унылой» народной песни с победоносными темами строительства нового государства, впрочем делая в этом отношении исключение для адыгейского национального творчества[1165].

Этнографическая экспедиция, в которой приняла участие также Б.И. Корвин-Каменская, взявшая на себя художественную часть проекта, прибыла в Адыгею 21 августа 1932 г.[1166] и в течение месяца продолжала свою работу, изучая черкесский фольклор. Чурилины, задержавшись на некоторое время после отъезда Гнесина, вернулись в Москву позднее, 26 октября. Очень скоро подобные поездки приобретут популярность как еще одна форма продвижения советского псевдонационального искусства. Сошлемся в этой связи на факт, по мнению исследователя, ускоривший сам процесс: экспедиция в Московскую область по сбору советского фольклора, проведенная в 1934 году под патронажем Л.М. Кагановича[1167].

Однако время для адыгейской командировки было выбрано неудачно, что постоянно отмечал в своих «отчетных докладах» Гнесин, сетовавший на то, что колхозники полностью заняты уборочной кампанией и не имеют возможности для интервью и «спартакиад» (плясок)[1168]. Кроме того, между участниками экспедиции то и дело вспыхивали бытовые конфликты, которые вызвали скорый отъезд Гнесина и привели к непримиримой войне между Чурилиным и адыгейским писателем, фольклористом и театральным деятелем Ибрагимом Салеховичем Цеем (1890–1936), впоследствии признанным основоположником национальной литературы[1169]. Тем не менее все эти неблагоприятные обстоятельства не помешали Чурилину и здесь пропагандировать свое творчество и, в частности, заниматься организацией литературных вечеров. В одном из писем он между прочим приглашал В. Мейерхольда и З. Райх посетить свои поэтические чтения в Адыгее