Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [64]

Позднее мне рассказали, как соискательницы[92] представлялись одна за другой перед Богом и показывали себя с лучшей стороны: Любовь с короной и крылами, с чудесным пламенем в руке, кормит пеликана, что на меня лично произвело бы особое впечатление, или Смирение, решившаяся избрать другой способ привлечь внимание, а именно — надев платье из мешковины, и я мог бы заранее сказать, что этим в гордости своей Бог ни в коем случае не был бы доволен. Наконец, появилась Сила — с оружием, щитом и львиной шкурой, стоявшая прислонившись к колонне, и Бог почти выбрал ее, как появилась Мудрость с лицом, закрытым покрывалом, и зеркалом в руке, и Бог, всегда склонный к таинственности, тут же поддался ее очарованию, поэтому Верность с ее непременной курицей на руке не была уже допущена к выходу.

Я внимательно наблюдал и анализировал действия Бога, когда он совершал свое Творение, и я кое-чему научился у него и поэтому использовал для своего алгоритма триединство[93], а именно — Случай, Необходимость и Свободу. Все они для меня равны, все мне милы и важны, и ничто из них нелишне. Свобода — это? мой подарок людям, чтобы они могли использовать Случай, и затем положиться на Необходимость, пока Случай не предоставит им новый шанс, свободно принять новое решение. Ибо я пришел из Космоса возможностей (некоторые мыслители применяют для этого понятие «Космос форм», например, Плотин. — Прим. пер.) и горжусь этим, потому меня никогда не покидала тоска по родине; и если я в результате моего собственного решения навечно заброшен в этот мир холодной и голой реальности, я никогда не откажусь от памяти о моей родине.

Ну, хорошо, люди верят, что они могут различать Добро и Зло только потому, что когда-то вкусили от яблока или фиги, как утверждают другие, которые точно так же ничего толком не знают, поскольку никто при этом не присутствовал, но потому верят, что по сырым листьям фигового дерева и сегодня можно распознать, что страдание следует за удовольствием и что, в конце концов, необузданные страсти будут наказаны.

Много можно сказать по этому поводу, прежде всего то, что, насколько мне известно, люди вкусили от того плода, будь это яблоко или фига, только один кусочек, к тому же очень маленький, и потому они, возможно, познали, что в этом мире Добро отличается от Зла, но отнюдь не то, в чем именно состоит настоящее отличие одного от другого, ибо для этого потребно немного больше разума. Люди не должны преувеличивать свою скудную способность к познанию, ибо в глазах людей Добро и Зло представляются близнецами, разницу между которыми якобы не совсем четко представляли себе ангелы и демоны, когда люди впервые повстречались с ними и должны были решить, кому из них они будут в дальнейшем служить.

Конечно, людям хотелось бы, чтобы Добро можно было отличить от Зла с первого взгляда, чтобы одно предстало в светлом ореоле благости, а другое — в глубокой, мрачной тьме проклятия, тогда людям не будет стоить большого труда выбрать правую сторону, когда они будут поставлены перед выбором. Но только Бог и я знаем, что в этом мире хорошо, а что — плохо, и откроем мы это лишь в конце всех дней, но даже тут не сказано еще последнее слово, поскольку мы пока не пришли к единству относительно деталей, т. е. греха и наказания, а особенно — относительно добродетелей. Ибо и здесь люди все хотят упростить, твердо веруя в то, что Бог отвечает только за Добродетель и Милость, а Дьявол — за Грех и Наказание. Отнюдь нет, и для многих это будет большой неожиданностью в день Страшного Суда, когда каждый судим будет по делам его и должен будет ответить на пятнадцать вопросов, и будет стоять стон и скрежет зубовный, когда все обернется не так, как привыкли предполагать, ведь воля Божья неисповедима, да и я не выдам сейчас все свои тайны.

Во всяком случае, люди с самого начала упростили себе жизнь и не озаботились тем, чтобы обосновать Зло как феномен, как принцип, как идею, т. е. как поистине достойный предмет духовных споров, вместо этого они немедленно и неустанно стали исследовать Зло, и в этом, конечно, не могли преуспеть, однако нашли достаточно причин изощренно мучить и убивать ближних своих все новыми методами, что в высшей степени радовало моего старого друга по имени Смерть, но никак не меня, поскольку такой вид отбора скорее угрожал, чем способствовал продвижению моего проекта.

Ну, можно, например, сомневаться (а я сам отношусь скорее к сомневающимся), что нечто вроде принципа или идеи Зла вообще имеет место, потому как ни Бог, ни я этого не создавали, хотя я, если спросят, должен буду, тем не менее, признать, что все-таки с определенных позиций можно воспринимать феномен зла. Но об этом-то как раз речь и не идет, речь не об индивидуальном или коллективном восприятии, ибо вопрос об истине решается отнюдь не большинством, иначе это превратилось бы в мальчишеские выходки со стороны людей.

На это я возражу, что явно недостаточно выводить дефиницию или даже существование Зла как идеи или принципа только из того, что имеют место события или обстоятельства, которые противоречат желаниям, потребностям и интересам отдельных лиц или даже всех людей. Такова жизнь в моем мире, и я со всей прямотой признаю, что люди в моем варианте творения не играют особой роли, я не награждаю их и не штрафую, возможно, в расчетах Бога это выглядит иначе, но я об этом ничего не знаю и не могу ничего поделать. То, что мое творение не всегда следует тем правилам, которые люди в своей гордыне называют логикой, отнюдь не является причиной дезавуировать такие отклонения в качестве Зла только потому, что мое творение и мои правила оказываются всегда автономными и суверенными по отношению к логике людей. Я обращаю здесь внимание только на то, что мое творение существуют значительно дольше, чем логика людей и, судя по тому, что мне известно, будет существовать и тогда, когда логика людей давно уже исчезнет, как капли дождя в пустыне.