Трактат Сатаны. История Дьявола, рассказанная им самим - [125]

Во всяком случае, я не могу поставить ангелам в вину то, что они опасаются того дня, когда им придется служить всем людям, подавать им еду и питье, осушать их слезы и даже носить на руках, как, собственно говоря, подобает обходиться только с Господом Богом, при этом они, ангелы, не получат в ответ никакой благодарности. Ибо люди полагают, что они уже сейчас все это заслужили, не известно только как и за что. Как бы то ни было, мой старый добрый друг Смерть был бы чрезвычайно рад, если бы его, наконец, освободили от этого груза, ибо и его терпение, как и все в этом мире, имеет свои границы.

Однажды я все-таки имел продолжительную беседу с Иисусом о Боге и мире (о чем же еще?). Мне это стоило определенного труда, ибо Ему явно доставляло радость поражать людей своими чудесами и развлекать их, чем Он никак не мог насладиться до конца и постоянно странствовал в поисках оказии, чтобы исцелить больного, воскресить мертвых или накормить голодных. Поговаривали даже, что некоторые из Его помощников выходили заранее, чтобы кого-нибудь ограбить или избить, или даже убить, с тем чтобы дать Иисусу повод сотворить свои чудеса, если в действительности там не было бедных, больных или мертвых, но я не могу судить, как относиться к таким сообщениям. Совершенно очевидно, что Иисус пользовался уважением среди людей, и люди поклонялись Ему, они видели в Нем, но меньшей мере, могущественного волшебника, если не хотели в каждом отдельном случае видеть в Нем посланника или даже Сына Божия. В этой жажде признания Иисус очень походил на Своего самовлюбленного Отца, тот тоже создал человека не в последнюю очередь для того, чтобы он восхищался Им и поклонялся Ему.

Его способность увлекать за собой была действительно огромной, что я без зависти признаю, так что всегда находились люди, которые следовали за Ним, но Он был достаточно умен, чтобы приблизить к себе небольшую группу людей, которых Он сначала называл учениками или своими апостолами, как говорили, своими посланниками, но это было значительно позже, поэтому мы не будем говорить об этом здесь и сейчас. Следовать за ним мог всякий, кто хотел, но Его узкая группа entourage состояла только из двенадцати, как правило, юных, стройных и красивых мужчин, не очень умных, но обладавших прекрасными и крепкими телами. Это были юноши, с которыми Он передвигался по стране, вкушал пищу и отдыхал, когда Ему было нужно, при этом число Двенадцать, естественно, содержало определенный намек, чтобы с его помощью демонстрировать связь между божественной Тройкой и мирской Четверкой, в этом случае не простым сложением, а властным умножением или каким другим способом, который окажется подходящим.

Изначально планировалось даже соединить эти числа с помощью экспоненциального вычисления, но в ту пору еще плохо знали эту форму математики, так что она не годилась для символа, поскольку символ только тогда является таковым, когда он однозначно воспринимается людьми. Как было бы замечательно, если нельзя было бы решить, какое число ставить на то или иное место, как основание или как экспоненту, в результате возникли бы сложнейшие вопросы интерпретации и трактовки. Например, возводить Божественное в степень мирского или мирское в степень Божественного, на чем, само собой, можно было бы выстроить самые различные теологические системы.

Целые поколения теологов были бы заняты только тем, что выясняли бы, какое число — Шестьдесят четыре или Восемьдесят один, в зависимости от подхода, — является воистину самым святым из всех святых чисел, что не продвинуло бы человеческую культуру ни на шаг вперед, однако на долгое время оставило бы умнейшие головы в стороне от решения действительно важных вопросов. И именно в этом заключался тайный план Бога — с помощью таких в высшей степени эзотерических вопросов отвлекать людей от того, чтобы они, прилагая все силы, участвовали в совершенствовании моего мира. Решение ограничить круг приближенных двенадцатью учениками имело не только теологические, но и чисто бытовые основания, ибо, с одной стороны, всегда можно было надеяться на кров и приют, даже в такой бедной стране, как Палестина, где и сейчас никто никому ничего не уступит, а с другой — можно было не привлекать непосредственного внимания властей, которые никогда не любили, если народ по каким-то причинам собирался толпами.

Итак, это было нелегко — оторвать Иисуса от Его учеников, что было мне необходимо, ибо не пристало метафизическим особам обсуждать свои проблемы пред взором и слухом людей, во всяком случае, таково мое твердое убеждение и отступать от него я не намерен. Иисуса это, однако, не волновало, и я вынужден был настоять на этом со всей силой, сославшись и на мое положение, так что Он на несколько часов отделился от своих почитателей и удалился имеете со мной в пустыню, куда никто из людей не смог бы пойти вслед за нами[173]. К счастью, в этой стране было достаточное количество пустынь, к тому же они были велики и безлюдны, так что мне не пришлось беспокоиться, что на нас наткнется какой-нибудь заплутавший путник или пастух и подслушает нас.