Трагедия казачества. Война и судьбы-5 - [10]

— Так то осужденные, а мы не осужденные. Нас только проверяют, а большинство молодежи ни в чем перед советской властью не провинились (это я вру, конечно).

Так мы мило беседовали до тех пор, пока откуда-то снизу, как черт из преисподней, появился горный мастер, тоже убедился в том, что качать нам больше нечего, и отправил нас вниз, в другой штрек. Мы пробрались через лаву, которая оказалась сплошным лесом высоких, в четыре метра, стоек, и дошли до другого штрека, где такой же рештачный конвейер качал уголь из лавы. Делать нам здесь с Нюрой было особенно нечего, и мастер приказал нам убирать уголь по обеим сторонам конвейера. Что мы и делали до конца смены, продвигаясь по штреку и обмениваясь улыбками.

Больше я ее не видел — на следующий день мы были окончательно распределены по сменам и по участкам; я попал на один из участков первого горизонта и был определен в лесодоставщики (по-шахерски «лесогоны»), В напарники ко мне попал молодой, на год старше меня, Никола Соколенко, из-под Новочеркасска. Он именовался не Николаем и не Колей, а именно Николой. Ну, что же, каждый волен называться, как ему хочется.

Это был замечательный напарник. Вот сейчас во многих американских фильмах главный герой обязательно ссорится и ругается с напарником, а под конец фильма спасает его от смерти. Или, наоборот, напарник спасает героя. Мы же с Николой за все время нашей совместной работы ни разу не поссорились, ни разу не поругались. Хотя и случались у нас ошибки и промахи, никто из нас никогда не попрекал напарника, а просто молча бросался на помощь. Никола Соколенко был моим неразлучным напарником и другом до самого последнего дня моей подземной карьеры.

Работа наша заключалась в доставке крепежных лесоматериалов от наклонного рельсового спуска к лавам на расстояние 25–30 метров. Это делалось волоком по полу с помощью скобы, обыкновенной строительной скобы длиной сантиметров 25, одно острие которой всаживалось в дерево, а другое бралось в руку. Физически работа была нетрудной, стойки легко скользили по угольному полу; плохо было то, что приходилось тащить лес, все время сгибаясь почти до полу. Поначалу нас это ничуть не смущало, мы с Николой даже устраивали соревнование бегом наперегонки, но скоро один старый шахтер из вольных сказал нам: «Вы, ребята, особенно не жеребцуйте. Потом посмотрите сами, как будете утром с постели подниматься». Особого внимания мы на его слова не обратили, но бегать прекратили.

Действительно, на следующее утро, собираясь на работу, я еле-еле поднялся с нар: так болела спина. Но потом, в штреке, как-то разошлась и уже меня не мучила. Тут впервые у меня появился изобретательский зуд. Позже, уже во время моей инженерной жизни, я много занимался изобретательской и рационализаторской деятельностью, имею даже значок «Изобретатель СССР».

И я подумал: а почему мы действительно таскаем эти стойки такой короткой скобой, что заставляем нас гнуться в три погибели, а нельзя ли применить какой-то инструмент подлиннее, наподобие пожарного багра или средневековой алебарды, и спокойно шагать вместе со стойкой в полный рост, не доставляя мук позвоночнику.

Реализовать свою идею я не успел, так как через четыре смены наш горный мастер Петрович, хилый старик в возрасте, по-моему, за шестьдесят, объявил нам с Николой, что оказывается, где-то в отделе кадров записано, что мы — забойщики, и он обязан перевести нас на соответствующую работу.

Эта новость была для нас крайне неприятной. Мы уже видели, как работали забойщики, и труд их казался нам, во-первых, страшно тяжелым, а во-вторых, требующим определенной квалификации, которой у нас, конечно, не было.

Но против власти не попрешь, и забойщиками мы стали. Моей инженерной душе хочется, естественно, показать устройство угольной шахты и применяемые технологии добычи угля соответствующими чертежами, схемами и экономическими показателями, но я думаю, что для читателя это будет достаточно скучно. И я ограничусь самыми краткими сведениями.

Мощность угольного пласта на шахте «Северная» была 8 метров, технологии угледобычи для таких пластов не существовало, и разработка пласта производилась двумя слоями по 4 метра: сначала верхний слой, затем, после посадки кровли — нижний слой. Наш участок работал по нижнему слою, поэтому кровля в лавах была уже нарушенной, в ней попадались и бревна, и доски, различные железяки, а иногда — остатки шахтерской спецовки и рваные резиновые чуни. Все это делало нашу работу гораздо более опасной, чем разработка верхнего слоя при ненарушенной кровле.

Пласт угля именовался «крутопадающим» и залегал под углом 57 градусов от горизонтали, что делало лавы чуть ли не вертикальными, а все это чрезвычайно затрудняло крепежные работы, так как по лаве приходилось не ходить, а перебираться по стойкам с помощью рук некими акробатическими приемами.

В качестве забойщиков нам приходилось выполнять разные работы, но я расскажу о главной и основной — работе в лаве. Добыча угля производилась взрывным способом. Последовательность работ такая: сначала нужно было забурить четыре скважины глубиной в два метра с помощью перфоратора («барана» по-шахтерски) весом в 20 килограммов, держа его при бурении верхних скважин на уровне груди, что было страшно трудно, и более 15–20 минут я не выдерживал. Никола был не намного крепче меня, и мы часто подменяли друг друга. Готовые скважины заряжались патронами с аммонитом, все покидали лаву, взрывник своей крутильной машинкой подрывал заряды, и через некоторое время после проветривания лавы мы все возвращались по своим местам. Значительная часть угля просто осыпалась вниз и через люк направлялась на конвейер, этому процессу помогали отгребщики. А мы, забойщики, начинали зачистку груди забоя, обрушивая разрыхленные, но не упавшие части пласта, действуя главным инструментом шахтера — кайлом. Лава была очень крутой, и много угля падало на нас, на наши плечи и каски. Так что вначале, по нашей неопытности, доставалось нам здорово.