Трагедии - [25]

Свою любовь к нему поглубже схорони ты:

Для наблюдения удобен мой тайник,

И сразу уловлю я ваш немой язык.

Чуть бросишь нежный взгляд — украдкой, осторожно

Британику конец. И это непреложно.

Юния.

И ты не сжалишься? Уж лучше бы тогда

Мне не встречаться с ним при жизни никогда!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Нерон, Юния, Нарцисс.

Нарцисс.

Британик к госпоже идет. Твое веленье,

Мой цезарь?

Нерон.

Пусть войдет.

Юния.

Молю...

Нерон.

К чему моленья?

Судьба Британика в твоих руках сейчас:

Увидишь ты его, а я увижу вас.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Юния, Нарцисс.

Юния.

Нарцисс, скорей, беги, предупреди... О боги!

Конец, всему конец! Британик на пороге!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Юния, Британик, Нарцисс.

Британик.

Мы снова свиделись! Награда из наград —

Глядеть в твои глаза! Я рад, безмерно рад,

Я счастлив, Юния, но на душе тревожно:

Встречаться во дворце нам будет ли возможно?

Ты счастье этих встреч дарила день за днем,

И вот я вынужден ловить его тайком...

А эта ночь! Твой страх, когда ты пробудилась!

О как ты плакала, но стража не смягчилась!

Но где же, где был я? Чья сумрачная власть

Мне не позволила, сразившись, мертвым пасть?

Поведай, Юния, меня ты вспоминала?

А как терзаюсь я, как мучаюсь, ты знала?

Жалела ли? Позволь мне верить в эту честь!

Что я почувствовал, когда услышал весть!..

Но ты безмолвствуешь, ни слова, ни движенья...

Ты холоднее льда, глаза без выраженья...

Не бойся, мы одни, я обманул врага,

Пойми, нам каждая минута дорога,

Утешь Британика, не будь так безучастна!

Юния.

Британик, во дворце все цезарю подвластно

И у безгласных стен есть зрение и слух.

Пойми же, цезарь здесь — как вездесущий дух.

Британик.

Давно ли Юния такой пугливой стала?

День плена — и уже любовь твоя устала.

А помнишь, ты клялась — любовь сильней невзгод,

Нам даже и Нерон завидовать начнет...

Мужайся, Юния! Не век он будет в силе.

Не все нас предали, не все нам изменили —

Их много, что меня согласны поддержать!

На нашей стороне его родная мать.

Им каждый оскорблен, и если римлян спросишь...

Юния.

Ты сам не веришь в то, что в гневе произносишь!

Нерон — и сколько раз ты это признавал! —

Везде снискал любовь, сердца завоевал.

Исполнен был и ты к Нерону уваженья,

А нынче говоришь в порыве раздраженья.

Британик.

Признаюсь, удивлен! Я здесь не для того,

Чтоб возносила ты его, как божество!

Минуту улучил, — легко ли это было? —

Хотел поведать все, что сердце истомило,

А драгоценный миг пожертвован — чему?

Возвышенной хвале злодею моему!

Все изменилось вдруг, все чуждо, непривычно,

Так сухо говоришь, глядишь так безразлично...

Отводишь взгляд... Так что ж, былой огонь остыл?

Британик надоел? Нерон тебя пленил?

Меня не любишь ты? Как мне поверить в это?

Я должен правду знать, я требую ответа!

Молчишь? Забыто все, и прошлое не в счет?

Юния.

Британик, уходи! Сюда Нерон идет!

Британик.

Снести такой удар и с жизнью не расстаться!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Нерон, Юния, Нарцисс.

Нерон.

Ты...

Юния.

Нет, я ухожу, должна одна остаться:

Ему, как ты велел, я причинила боль,

Теперь скорбеть о нем и плакать мне позволь.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Нерон, Нарцисс.

Нерон.

Ты видишь сам, Нарцисс, как любят эти двое!

Ее молчание, навязанное мною,

Красноречивей слов. Любим соперник мой,

Но истомлю его и развлекусь игрой.

Сомнения вселил я в Клавдиева сына,

И он горит в огне. Приятная картина!

Я к Юнии пойду, а ты к нему беги,

Неверием в нее пытай, язви и жги:

Он должен заплатить, пусть сам того не знает,

За то, что Юния при мне о нем рыдает.

Нарцисс (один).

Нарцисс, ты слышишь вновь Фортуны сладкий зов.

Прикинуться глухим? Нет, я всегда готов

Навстречу ей бежать. Тут неуместна робость.

Чтоб на гору взойти, столкнем неловких в пропасть.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Нерон, Бурр.

Бурр.

Покорствуя тебе, собрался в путь Паллас.

Нерон.

А как столь тягостный для гордости приказ

Моя стерпела мать?

Бурр.

Недолго ждать придется,

И горечь сразу же в попреках изольется.

Негодованием она полна давно,

И пусть бы изошло в пустых словах оно.

Нерон.

Считаешь, замысел в ней зреет потаенный?

Бурр.

Опасен нрав ее, суровый, непреклонный.

В войсках до наших дней Германик не забыт,

И каждый римлянин ее отца в ней чтит[96].

Ей ведом сей почет и как он повсеместен,

Тебе же ведомо, что страх ей неизвестен.

Всего ж опаснее, что смертоносный нож

Ты в руки матери своей рукой даешь.

Нерон. Я?

Бурр.

Да. Твоя любовь — что может быть опасней?

Нерон.

Но с нею в бой вступать — что может быть напрасней?

Все понимаю сам, но никаким врачам

Ее не исцелить.

Бурр.

Все понимаешь сам,

Но к этой немочи, хотя она в зачатке,

Ты на поклон пошел, хитро избегнув схватки,

А если б, долг избрав поводырем в пути,

Ты сердцу воспретил в союз с врагом войти

И если б, доблести исполнен изначальной,

Взор обратил к жене, к Октавии печальной,

Чья неизменная, чья кроткая любовь

Пренебрежение прощает вновь и вновь,

И если б Юнию дня три или четыре

Встречать не пожелал, — тогда, с собою в мире,

Сумел бы без труда свою любовь избыть:

Мы любим лишь тогда, когда хотим любить.

Нерон.

Уместен твой совет, как в битве уничтожить

Врагов отечества и славу приумножить,

Или когда враги уже разбиты в прах

И мирно речь ведем в сенате о делах.

Тебе доверюсь я в таких вопросах смело,

Но о любви судить — твое ли это дело?

Нет, нет, мой добрый Бурр, ты слишком прям и строг,