Тоска по Лондону - [8]
Но голь на выдумки хитра. Приспособил телефон-автомат вблизи от дома. Куда и направляю стопы в живучих заграничных башмаках. Я вернулся в мой город, знакомый до слез…
Неяркое солнышко. Ветерок. Температура 50 по Фаренгейту или что-то там около 13 по Цельсию. Апрель. Долгая львовская весна. Набухли почки. А в Нью-Джерзи полыхает азалия, деревья в зелени, ветерок теплый…
Телефон звонит, хватаю трубку и отзываюсь: автомат тридцать три одиннадцать. Номер неверный, это пароль. Опекун работает на ОТС и может совокупиться с любым таксофоном. Привет, говорит, ты жив? Ты меня слышишь, спрашиваю. Опекун говорит — да. Ну, значит, жив. Договариваемся встретиться завтра «Пiд чортом», есть такое теплое местечко, там всякая пьянь общается с полезными членами и за выпивку продает сплетни. Полезные члены преображают сплетни в новости и перепродают уже по другой цене, а часть вырученных средств пускают в оборот в виде выпивки для всякой пьяни, чем и поддерживается кругооборот. Напоминаю Опекуну принести несколько лампочек, у меня одна осталась, куда сам иду, туда ее несу, на ней уже резьба стерлась (из комнаты в кухню, оттуда в туалет, потом опять в комнату… Даже грешную душу на таком пайке не держат. Опекун обещает не забыть.
В два ежедневный ритуал — встреча с Лучшим Другом (ЛД).
До двух времени предостаточно. Возвращаюсь домой. Полсотни шагов по тротуару, еще пятнадцать по кирпичной дорожке, она ведет к подвальной лестнице. Лестница врезана в сырую траншею между стеной дома и кирпичным эскарпом. Восемь ступенек вниз. Поворот направо. Дверной проем. Шесть шагов полутемным коридором. Поворот направо в темный коридор. И сразу справа дверь. Это моя дверь. Я люблю свою дверь. С нее я начал. Словно предвидел, что мне в этом склепе отсиживаться за нею до конца. Раньше здесь располагался водопроводчик. Его перевели в более светлое помещение на первом этаже, он давно канючил, и кстати перекинулась одинокая бабуся. Водопроводчик справил новоселье с собутыльниками в новой мастерской, а подвал достался мне.
До этого, сразу по приезде, жил у Опекуна.
Дверь я увидел на свалке. И сперва, конечно, не обратил на нее внимания. Господи, ведь всегда с первого взгляда пренебрегаешь тем, что впоследствии становится судьбой. Дверь слишком была велика. Она была грандиозна. «Двери Тимура». Я хмыкнул и двинулся на дальнейшие поиски. Но ничего больше не нашел. В тот же день, во время очередного кофепития, пожаловался ЛД на дверь Тамерлана. По-моему, это то, что надо, сказал ЛД. Что с того, что велика, можно обрезать. Не такие вещи обрезают. Было бы что. Поговорили о предметах, поддающихся обрезанию, о прозе, например, и я снова потащился на свалку. При вторичном свидании дверь произвела впечатление просто неизгладимое. Построена она была из мореного дуба. А, может, из мангрового дерева. Филенки украшены резьбой. Толщина дюйма полтора. От нее веяло правозащитой. Я это люблю. Мой дом — моя крепость, старуха. Мы с тобой пересидим любую осаду, а, старуха? Она кивнула. Наверно, после моих ста граммов.
Позвонил Опекуну, увезли дверь к нему, там еще раз бдительно осмотрели при свете рабочих ламп. Мощь старухи не подлежала сомнению. Конечно, годы не красят, но ведь только в детские годы в нее стучали суставом среднего пальца. Потом пошли в ход кулаки, и каблуки, и приклады ружей, а это никому не идет на пользу.
Подогнали дверь по проему, врезали петли на могучих шурупах, поставили банковского сечения замок. Мне было что хранить. Я привез стереосистему из шести блоков, по стоимости это было адекватно их автомобилю. В окошко под потолком — 18 на 24 дюйма — вставили решетку, ее Опекун охраны моего имущества для сварил за поллитра на своей АТС. Он также сконструировал электрошоковое устройство: кто, не зная секрета, сунется к двери с ключом ли, с отмычкой, будет сурово наказан.
Первым наказанным, естественно, оказался я сам. В день армии и флота, который в семье у меня непочтительно называли Днем алкоголика и о котором упоенно рассказывали, что я в этот день обнимаюсь со всеми подряд, но особенно горячо после всех с унитазом, я приволокся к двери и, ласково бормоча, не думая о секретном коде, сунул ключ в скважину. Сами понимаете, очнулся на полу. Так что блокировку ради особенностей моего характера пришлось снять. Поскольку это обрекло аппаратуру на перемену владельца, решено было в тот же день нести ее в комиссионный. В тот день я, разгильдяй, не отнес, а на следующий нести было уже нечего. Спасибо, не взломали дверь и не тронули книг и пластинок. Теперь страсть к музыке удовлетворяю с помощью приборов, доступных рядовому титскому меломану.
Судьба играет человеком. А порядочному человеку и поиграть не на чем.
Открываю дверь могучим ключом, при случае он способен послужить и оружием. Вхожу. Прямо против двери мое одинокое ложе, орудие ночной пытки. Обрезание двери дало мне полку к изголовью. Там стоит дрянненький магнитофон и радиола. Перед ложем низкая тумба, на ней подруга дней моих суровых, старенькая пишущая машинка с мужским именем Консул. Тумбу я сколотил без любви, и она далека от аэродинамичских форм. Сбоку некое подобие торшера (без лампочки, она, единственная, сейчас в туалете, там хорошо читается). Это жилой отсек. Шесть шагов в длину и пять в ширину. Граница с кухней обозначена умывальником. Вода в кране всегда: преимущество подвала перед обитателями светлых этажей. Кронштейн с газовыми горелками. Стол не ампир, но функции выполняет. Абажур (без лампочки, об этом уже помянуто).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Hoaxer: Книга Межирицкого, хотя и называется "Читая маршала Жукова", тем не менее, не концентрируется только на личности маршала (и поэтому она в "Исследованиях", а не в "Биографиях"). С некоторыми выводами автора я не согласен, однако оговорюсь: полностью согласен я только с одним автором, его зовут Hoaxer. Hoaxer (9.04.2002): Книга наконец обновлена (первая публикация, по мнению автора, нуждалась в дополнениях). На мой взгляд, сегодняшний вариант можно считать уже 3-м изданием, исправленным, как говорится, и дополненным.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.