Тоска по дому - [55]

Учительница попросила открыть Первую книгу Царей, главу 21[37] о винограднике Навота, которую мы начали учить на прошлой неделе.

– «И говорит Ахав с Навотом, сказав ему…» – прочитала она вслух, а я попросил Дора положить книгу посередине, потому что свою забыл дома, – «…отдай мне свой виноградник, и будет он мне огородом, так как он близко к дому моему; а я дам тебе вместо него виноградник лучше этого; если же угодно тебе, то дам тебе серебра, сколько он стоит. И сказал Навот Ахаву: сохрани меня Господь, чтобы я отдал тебе наследство отцов моих». – На этом она остановилась, закрыла книгу и спросила: – Кто может объяснить мне, почему Навот отказывается передать царю свой наследственный удел?

Вдруг я неожиданно для самого себя поднял вверх указательный палец. Учительница этого не заметила, потому что привыкла, что я ни в чем не участвую, и просто скользнула по мне взглядом. Но, кроме меня, желающих ответить не было, и она, еще раз осмотрев весь класс, наконец поняла.

– Йотам? – спросила она с таким видом, будто была уверена, что я поднял руку, чтобы почесать лоб.

– Да, – сказал я и начал говорить. Я никого не видел, но чувствовал, что все поворачивают ко мне головы. Я сказал, что Навот не может принять предложение царя, потому что он родился и вырос на унаследованной земле, и, если он уступит, откажется от своего дома, это будет означать, что он зачеркивает все, что сделали отец и мать, и тогда он нарушит заповедь почитания отца своего и матери своей, которая, как мы учили, является одной из десяти заповедей, даже если его родители уже умерли. Все это я произнес, ни разу не заикнувшись, и слова не застревали у меня в горле, чего я боялся, и ни одна буква не поменялась местами с другой буквой.

– Очень хорошо, Йотам, – сказала учительница, когда я замолчал, – ты высказал интересное и, безусловно, оригинальное мнение. Майя, ты хочешь что-то добавить?

Продолжения я не слушал. Я так устал говорить, что не мог сосредоточиться. Мне хотелось, чтобы урок скорее кончился и я пошел бы к Амиру. Я знал, как его обрадует, что я заговорил в классе. В последний раз, когда я был у него и выиграл две подряд шахматные партии, – причем в первой я практически поставил ему детский мат: он в последнее время вообще не в состоянии сосредоточиться, – я рассказал ему, что не разговариваю в классе потому, что боюсь, что начну заикаться. А Амир сказал, что он тоже, когда переезжал в другой город и переходил в новую школу, сначала не говорил ни слова, только наблюдал за другими детьми, как шпион, прячущийся за газетой. «И когда у тебя это прошло?» – спросил я, пытаясь представить его своим ровесником. «Это проходит само собой, – сказал Амир и начал расставлять белые фигуры для следующей партии. – Не волнуйся, настанет день, когда тебе нужно будет сказать что-то действительно важное, и тогда ты заговоришь. А пока ты учишься слушать, что не менее интересно».

Амир, послушай.

Как мне объяснить тебе? Как будто ты едешь в автомобиле, и вдруг удар, машина отрывается от дороги и долю секунды висит в воздухе, душа у тебя уходит в пятки, и все тело пронзает током. Или как броситься головой в омут и в первый раз поцеловать девушку, понятия не имея, понравится ей это или нет. Или как… Ладно, ха́лас[38] сравнений и аналогий, брат.

Вчера

Я прыгнул

Банджи-джампинг!

Погоди секунду. Я знаю, что ты все равно не удержишься, но не спеши. Послушай, а потом уже прикалывайся надо мной. Мы приехали вчера в Паласид, небольшой городок на границе с Перу. Как только вышли из автобуса, нам сунули в руки флаеры с размытым изображением моста, с которого прыгают. У всех зазывал был тот же флаер с той же жалкой фотографией. Просто невероятно, никакого духа предпринимательства. «Плиз, – произнес я и слегка отодвинул их, – поговорим послезавтра». Но новозеландцы, вместе с которыми я ехал в автобусе, страшно воодушевились: «Где это? Сколько стоит? Когда отправляется маршрутка?» Оказывается, они занимаются банджи буквально с пеленок (ты знал, что банджи придумали в Новой Зеландии в 1970-х?), и у них такая фишка – собрать сертификаты об участии в прыжках из разных уголков света. Больные, да? Я тоже так думал. И все же на следующий день присоединился к ним потому, что здесь нечего больше делать, а еще из-за Дженни, очень смуглой новозеландки, которая понравилась мне с первой минуты, как только вошла в автобус с рюкзаком вдвое больше ее самой.

Я расположился за столиком в небольшой беседке у подножия моста, откуда хорошо видны и мост, с которого прыгают, и река, где прыгунов ждет лодка (можно попросить инструкторов отрегулировать длину веревки так, чтобы нырнуть с головой). Я видел, как новозеландцы один за другим поднимаются на мост, обвязанные веревками и кольцами, стоят у самого края трамплина, чуть наклоняются вперед, а затем (не без помощи легкого тычка инструктора) прыгают вниз. Первый из них, крупный парень по имени Род, издал леденящий кровь крик, разнесшийся эхом в окрестных горах и повторявшийся снова и снова, пока не затих. Я рывком поднялся со стула, подобно болельщикам на стадионе «Блумфилд», которые вскакивают со своих мест, когда есть шанс, что будет гол. Я был уверен, что он разбился о скалы и его изувеченное тело уже уносит течением. Но нет. Его лысина исчезла под водой, но он вынырнул и несколько раз подпрыгнул над поверхностью, словно человекообразное йо-йо, пока не замер над самой гладью воды. Лодка подобрала его и доставила на сушу. Этот вопль, от которого у меня все внутри перевернулось, лишний раз убедил меня в том, что я правильно решил не прыгать. Но остальные прыгуны вели себя намного спокойнее. Некоторые посылали перед прыжком воздушные поцелуи, будто они – звезды кино, другие вытягивали руки перед собой, как перед прыжком в бассейн. Но всех затмила моя Дженни, которая застыла в позе аиста, согнув в колене одну ногу и раскинув руки, словно крылья.