Тоска по дому - [39]
– Сима?
– В чем дело?
– Здесь очень холодно. Можешь принести мне одеяло? Пожалуйста.
– Подумаю об этом.
– Ладно, только думай быстрее.
Я пошла за пуховым одеялом. Вскарабкалась на лестницу и сняла с антресолей еще и матрас – наш матрас для гостей. Занимаясь всем этим, я думала про себя: может, я все преувеличиваю? Восемь лет мы с Моше вместе, и он ни разу не повысил на меня голос. Мы все решали мирным путем. Даже сейчас он же не бросил стакан в меня, Боже упаси. Он просто поставил его на ковер и, возможно, случайно наступил на него. Хорошо, что у него туфли на толстой подошве, иначе порезал бы ступню. У меня в голове зазвучал голос Мирит, моей сестры: «Сима, ты сошла с ума? Ты испытываешь его терпение, а мужчины не любят женщин с характером. В конце концов ему это надоест и он сменит тебя на одну из пассажирок, из тех, что садятся сразу за водителем и всю дорогу хихикают. Такую, которая не доставит ему проблем. И что ты тогда будешь делать, такая умная? Где возьмешь деньги, чтобы отправить Лирона в частный детский сад? Уступи, Сима, пойди ему навстречу. Ты же видела, что случилось с мамой».
«Я не хочу уступать», – ответила я Мирит. И тут же вспомнила книжки-раскраски в детском саду на улице Илии Пророка, детей с кипой на голове, и молитвенник, который они раскрашивали страницу за страницей, ничего вокруг не видя и не слыша. Моше упорствует? Хочет меня сломить? Я отплачу ему той же монетой. И если из-за этого останусь одна, что ж, ничего не поделаешь. Кроме того, есть много мужчин, которые меня захотят. Я вижу, как они на меня смотрят. Даже Амир, студент, тоже смотрит. Пойду на работу, что такого? Справлюсь, ничто меня не испугает. Если мама справилась, то и я смогу. Раввин Менахем еще не знает, с кем он имеет дело.
Я открыла окно. Передала одеяло, а за ним и матрас. Потом пошла в спальню и принесла еще одно одеяло. Ветер, дувший снаружи, действительно был холодным. Ладно, впущу его, но позже. В крайнем случае утром. До приезда арабских рабочих. Тот, что напал на Джину, все время бродит вокруг нашего дома, и я не хочу, чтобы он случайно наткнулся на Моше.
Зимняя любовь в Кастеле начинается под одеялом. Они ласкаются, обнимаются, пока не станет достаточно тепло. И тогда начинают избавляться от одежек. Амир снимает с Ноа пижаму с овечками и сжимает ее в объятиях. Ноа приникает губами к его шее и ныряет вместе с ним под пуховое одеяло (прикосновения Амира приятны, но в комнате все еще холодно, а сама она еще недостаточно расслабилась). Они продолжают целоваться под укрытием в тесном темном пространстве. Рты горячие, языки извиваются, наугад прокладывая себе путь до ушных раковин. Постепенно они снимают с себя все и остаются в одних носках. Теперь можно, разумеется, очень осторожно, откинуть верхнюю часть одеяла. Амир пытается это сделать. Ноа не протестует. Они моргают от яркого света и делают глубокий вдох. Кожа блестит от сладкого пота. Внезапный ветер бьет в окна, и они вздрагивают, охваченные желанием. Бутоны сосков распускаются, душа сливается с душой. Потом, возможно, будет и боль. Царапина от ногтя. Шлепок ладони. И Амира уже не удержать. Ноа не в восторге от этих игр, но ее партнеру они в последнее время нравятся все больше. И она готова нестись по течению – пока он не тянет ее за волосы. Пока шепчет ей в шею ласковые, сладкие, как мед, слова: «мое сокровище», «зеница ока моего»…
Пока после всего не перетягивает на себя одеяло.
Я мало фотографировала в детском саду. После долгих уговоров и моих заверений, что я не из газеты, старшая воспитательница согласилась, но я чувствовала: в душе она мне не доверяет, а я не хотела, чтобы из-за меня оттуда прогнали и Симу. Тем не менее я вышла из садика «Обитель Шуламит» с несколькими фотографиями, недостаточно хорошими для моих преподавателей, но достаточно интересными, чтобы сохранить их в отдельном конверте между страницами альбома. На одном из снимков ребенок сфотографирован со спины. На нем футболка «Чикаго Буллз» с номером 23 – номером «бога» Майкла Джордана. На опущенной голове маленькая черная кипа, и он читает книгу, которая, судя по размеру, может быть и молитвенником, и сборником сказок. На стене над ним – большая фотография в рамке одного из великих раввинов. Это не Овадья. И не Кадури. Кто-то другой. Раввин смотрит в камеру, мальчик – нет. Затем я отщелкала серию быстрых снимков. Большинство из них получились не слишком выразительными, кроме одного, на котором запечатлен мальчик с вьющимися пейсами: он прижимает свою маленькую руку к сердцу и с тоской смотрит на сидящую рядом девочку с красным обручем в волосах. Но самая впечатляющая работа – позднее я добавила ее в свое портфолио – это фото Дины, помощницы воспитательницы. Снимок я сделала перед самым уходом и с ее согласия. Использовала широкоугольный объектив, чтобы в кадр попала не только она, но и картонка с перечислением преимуществ этого садика. Часы работы с семи утра до четырех дня. Полноценное трехразовое питание. Дипломированные воспитательницы. Лицензия министерства труда и социального обеспечения. Выгодные цены.
