Торпедный веер - [5]

— Помните, Иван Евдокимович, — начал Девятко, — как под Севастополем рванула фашистская мина и в надстройке срезало шпонку вертикального руля? Кто тогда исправлял повреждение?

— Младший командир Дубовенко и старшина мотористов Рязанов. Я так думаю, что для этого случая больше подойдет Дубовенко… Задание очень ответственное.

Дубовенко еще не успели передать распоряжение командира, а он уже надевал водолазное снаряжение.

Решалась судьба экипажа и подлодки, и Александру Даниловичу хотелось внушить эту мысль моряку, поднять у него чувство ответственности, вселить уверенность в благополучном исходе.

— Послушайте… — начал командир, но, увидев сосредоточенное, полное решимости лицо Дубовенко, просто положил ему руку на плечо и дружески сжал его.

— Есть! — словно бы угадав мысли командира, четко ответил Дубовенко.

Ему помогли надеть шлем-маску, и он начал медленно спускаться в воду. Сначала он обследовал гребные винты, но ничего подозрительного не обнаружил. И только после двухчасовых поисков натолкнулся на скользкий трос. Его заклинило в трещине, один конец свисал вниз, другой за корму. Водолаз стал перепиливать его ножовкой. Но сталь поддавалась плохо. Тогда он пустил в ход кусачки и напильник. И дело пошло. Пряди-канатики отделялись одна от другой, и операция быстро приближалась к завершению. И тут Дубовенко едва не потерял от страха сознания. Та самая мина, которую они вот уже несколько времени волокли за собой, совершенно неожиданно возникла перед ним. Подсвеченная сверху слабым светом фонаря, она походила на какое-то морское чудище с рогами. Дубовенко на миг потерял самообладание. Он выбросил вперед руки, что-то закричал, стал звать на помощь. Кого — он и сам не помнил, внезапный страх парализовал его. Несколько секунд длилось оцепенение, пока он овладел собой и смог закончить свое опасное дело.

Когда младшего командира подняли наверх, он был настолько обессилен, что едва мог ворочать челюстями. Все занялись Дубовенко, и в это время воентехник второго ранга Тростников что было силы закричал:

— Трос отпилили, отпилили! Мина в десяти метрах!

Ему показалось, что волна вот-вот выбросит её на корму. Но мину уводил от подлодки ветер, смерть, висевшая над экипажем в течение нескольких часов, медленно отступала.

Командир приказал Дубовенко прежде всего отдохнуть, поесть, а потом уже доложить обо всем. Опасность миновала, лодка направлялась на базу, следовательно, времени было достаточно, чтобы выслушать доклад и сделать выводы из этого чрезвычайного происшествия.

Снимая в своей каюте китель, Девятко вдруг услышал шуршание бумаги и вспомнил о письме, лежавшем во внутреннем кармане… Он взял в руки синий конверт.

Две недели длился этот поход, полный опасности и тревог… Сколько еще таких походов впереди… И всегда письма будут согревать и придавать силы.

Он стал бриться, глядя в маленькое квадратное зеркальце. Но глазами косил вправо, где лежал на столе развернутый листок, вырванный из ученической тетради, густо исписанный мелким почерком. Этот почерк Александр Данилович узнал бы среди тысяч других, «Лидочка здорова, скучает за папой… Мы ждем тебя с победой, у нас все хорошо… Все пройдет, как с белых яблонь дым…»

Лодка приближалась к родным берегам.

Запас прочности

Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский вызвал к себе командира бригады подводных лодок капитана первого ранга П. И. Болтунова. Разговор был кратким: Филипп Сергеевич ткнул кончиком остро отточенного карандаша в висевшую над столом карту и сказал несколько приглушенным голосом:

— 51-я Отдельная армия генерала Батова обороняет ворота в Крым, Отдельная Приморская армия генерала Петрова, переброшенная из Одессы, запаздывает с выходом в район боев. У нас просят помощи. Надо послать подводную лодку и огнем пушек поддержать наземные части. Сколько вам потребуется времени на подготовку?

Комбриг козырнул:

— Я готов хоть сейчас, товарищ вице-адмирал! Прошу только вашего разрешения самому выйти в море. Командующий помолчал и согласился.

— С выходом не задерживайтесь. Дорога каждая минута, — предупредил он, заканчивая разговор.

Прошло немногим более часа, и командир бригады в сопровождении суровых штабистов, с чемоданчиком в руке шагал твердой походкой мимо железной ограды, по направлению к пирсу.

Командир подлодки Фартушный, его боевые товарищи невольно залюбовались своим комбригом. Подтянутая фигура, отличная строевая выправка, красивый шаг. Прирожденный моряк! Перед ним порой робели подчиненные. Строг, немногословен, любит точность. Самая, пожалуй, примечательная черта Павла Ивановича — необыкновенная чуткость к человеку. В людях он по-настоящему разбирался. Высоко ценил отвагу, преданность морю. И сам владел этими качествами в полной мере. Море для него — сама жизнь, без моря он не мог бы дышать.

Фартушному запомнился рассказанный кем-то из штабистов такой эпизод; во время одного из первых налетов на Севастополь группа командиров оказалась на открытой местности. Когда над головами засвистели вражеские фугаски, все поспешили в укрытие. Только комбриг не пожелал прятаться. Стоял суровый и невозмутимый, спокойно наблюдая, как кружат самолеты, разворачиваясь для новой атаки. Павла Ивановича любили на флоте, гордились им.