Торпедный веер - [4]
— Милая, не падает духом, — прошептал Девятко. Ему было приятно сознавать, что жена у него настоящий друг. Не сетует на судьбу, не жалуется на трудности, с которыми встретились эвакуированные в тылу. Где-то приютили ее добрые люди, не одну, с маленькой дочуркой, помогли устроиться на работу…
Оставляя квартиру, он даже не пытался закрыть дверь, ее перекосило от взрыва бомбы.
«Да и зачем теперь замки, кому все это нужно…» — машинально подумал он. Мысленно он был уже на своей подлодке.
Почти бегом спускаясь по лестнице, он прижимал рукой левый нагрудный карман кителя, словно боясь, что самое бесценное сокровище может улететь, раствориться. Письмо прибавило сил, подняло настроение.
Выходили из бухты в сумерки. Снова на запад. Вторые сутки не оставлял боевого поста Девятко. Сейчас на вахте стоял лейтенант Балтаска, к которому Александр Данилович особенно внимательно присматривался. Бурлила в этом человеке цыганская удаль и бесшабашность. Таких надо поправлять вовремя, и они будут настоящей находкой для экипажа.
Балтаска неожиданно объявил боевую тревогу. Александр Данилович припал к окуляру, но ничего серьезного не обнаружил. Лишь несколько рыбацких фелюг покачивалось на волнах.
— Вы не ошиблись, лейтенант? — обратился он к Балтаске.
— Мое зрение меня еще никогда не подводило! — убежденно ответил вахтенный.
Девятко снова пристально посмотрел в окуляр. На минуту воцарилось молчание. «Есть! Молодчина лейтенант!» — подумал Девятко.
Левее фелюг, едва различимые, двигались два танкера в сопровождении катеров. А вскоре над катерами закружил «юнкерс».
Будто почуяв опасность, противник начал двигаться зигзагами, а самолет, набирая высоту, то уходил в сторону, то снова возвращался. Балтаска продолжал информировать.
Когда подлодка всплыла, оказалось, что она находится внутри катеров охранения. И тут помог шторм. Крупная волна скрывала «Щуку» от вражеских наблюдателей, поэтому командир рискнул продолжать сближение, пока не стали различимы на палубах катеров отдельные предметы. Там, кажется, паника или показалось…
Железное правило диктовало: чем ближе, тем вернее. И Девятко ждал того момента, когда произнесет это короткое, как пистолетный выстрел, «Пли!»
— Пли! — скомандовал он и тотчас стал наблюдать. Две торпеды из кормовых аппаратов помчались навстречу темной громаде. Они уже были где-то далеко, готовые поразить цель, и так хотелось дождаться этого момента, но медлить было нельзя, надо срочно погружаться.
И тут мощный удар вдруг тряхнул лодку. Попадание! Девятко ликующе вскинул вверх руки.
— Иван Евдокимович! — обратился он к вошедшему военкому Самойленко. — А ведь сработали на славу!
Комиссар был аккуратно выбрит, гладко причесан, от него пахло одеколоном.
— Вы, право, женихом выглядите, — пошутил Девятко. — А вот я так не умею… В бою забываю решительно обо всем, бросает меня из огня в пот холодный… — он смутился; — То есть, внешне я спокоен, но внутри у меня черт знает что творится, вроде как сумасшедшим становлюсь. А сейчас вот обратил на вас внимание и подумал, что очень важно для экипажа видеть собранного, уверенного в себе человека… Да, В отсеках все в порядке? Все на местах?
— Полный порядок, — ответил военком. — Как вы считаете — надо бы поздравить экипаж с победой. Я пришел просить вас об этом: скажите несколько слов…
Самойленко не успел закончить фразы, как в это время набатом прогремел голос Балтаски:
— Минреп по правому борту!
Что это такое — подводники знают. Где-то над головой притаилось чудовище, сплошь, покрытое ракушками и водорослями. Малейшее столкновение с ним может привести к взрыву.
Не раздумывая, Девятко скомандовал:
— Стоп оба, право на борт!
Оба прислушались. Снаружи доносился противный, леденящий душу скрежет металла. Затихнет и снова: дз-и-и-и…
Самойленко просто и даже как-то буднично сказал:
— Ничего, Александр Данилович, пройдем.
«Вот смоленский мужик! Стреляй у него над головой — даже не вздрогнет», — с завистью подумал о нем Девятко. А вслух сказал:
— Конечно, пройдем. Глубина достаточная, как-нибудь отцепимся…
Но доклады вахтенного не оставляли радужных надежд. Да и звуки извне заставляли настораживаться все больше: скрежет доносился то справа, то слева, то вдруг возникал со стороны рулей. Избавиться от него можно, маневрируя ходами, но стальной канат, держащий мину в несколько сот килограммов, словно прирос к корпусу лодки, и она отказывалась повиноваться. Видимо, каким-то образом зацепили мину, и та, словно кормило, тянула «Щуку» вправо. Но где находилась мина, на каком расстоянии от подлодки, пока нельзя было определить.
Ситуация сложилась рискованная; всплывать нельзя, надо дождаться ночи, а до наступления темноты еще несколько долгих и напряженных часов. «Вот угораздило! — досадовал Девятко. — Сидим как на привязи».
Выждав положенное время, Александр Данилович отдал, наконец, команду всплывать. На сердце тревога: ведь не известно, что произойдет в следующую минуту.
Он наблюдал за приборами, считал секунды… Все тихо, спокойно. И вот он уже откинул крышку рубочного люка, вдохнул свежий воздух. Непроглядная ночь, ветер срывает брызги с гребней волн и швыряет на кормовую надстройку… Но опасность не миновала. Девятко пригласил к себе военкома посоветоваться.
Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.