…И так изо дня в день, в жару и холод, обливаясь потом, работала семья. Больше всех трудился и меньше молодых отдыхал старик. Каторжным трудом добывали хлеб, корм для скотины, видимость довольства для дома.
И зимой не знали отдыха: либо навоз вывозили в поле, либо шли в извоз, плели лапти на продажу, бабы ткали холсты, Андриян готовил сбрую к весне, старик валял валенки… И все шло ровно в трубу! Подати, выкупные, расходы по дому: каждый грош на счету!..
Нет, лодырничать тут не приходилось. Горяч был на расправу с лентяями Лука Лукич, но и на похвалы не скупился.
А в жаркую летнюю пору, когда всем табором выезжали убирать хлеба, щедро кормил семейство, и водочка бывала на полевом стане: Лука Лукич и сам был не дурак выпить при случае.
5
Лука Лукич не впервой принимал на себя тяготы мирского ходока. Любое поручение сходки он доводил до конца — счастливого или несчастливого — в зависимости от предрасположения чиновников к взяткам и веса мирской мошны.
Вести тяжбу с Улусовым он взялся не только ради торжества справедливости. Он сам, как и многие мужики, был кровно заинтересован в аренде улусовской земли.
Семейство Луки Лукича росло из года в год, а земли не прибавлялось. Двор жил надельной землей и жалкими десятинами, арендуемыми у барина. Решение Улусовых покончить с арендой было гибельно как для всего села, так и для Сторожевых. Именно поэтому Лука Лукич так охотно согласился взяться за дело почти безнадежное, ездил по судам, искал в Тамбове и в столице надежных стряпчих и адвокатов.
Он начал тяжбу с того, что густо подмазал чиновников губернского судебного присутствия, и дело как будто повернулось против Улусова. Это обстоятельство еще больше возвысило Луку Лукича в глазах тех, кто прозябал в нищете, в полунищете. У этих старик пользовался непререкаемым авторитетом — ведь он знал, у кого просить защиты, сколько полагается сунуть одному, сколько другому, какое обхождение надо иметь в управе и в земельном банке.
Кроме того, он был большой грамотей, а таких на селе в те поры можно было пересчитать по пальцам. Лука Лукич имел пристрастие к чтению; впрочем, читал он только толстые книги.
— Тонкие книжки, — говорил он, — пишутся людьми легкомысленными, с прытким умом и малым рассуждением. А потому и читать то их нечего!
Он был в полнейшем согласии со всеми деяниями верховной власти.
— Она самим господом богом поставлена. Так сказано в Священном писании, а Писанию этому много сотен лет, и ничего умнее после него людьми сочинено не было.
Года за три до описываемых событий Лука Лукич ездил по мирскому делу в Петербург и во время какого-то торжественного богослужения в Исаакиевском соборе увидел императора Александра Третьего. Царь ему понравился и, Лука Лукич хвалил его.
— Царь Лександр, — рассказывал он мужикам, — человек подходящий, опять же богатырь вроде Еруслана Лазаревича. Ба-альшой мужик! Говорят, будто играет на агромаднейшей трубе, а за голенищем всегда носит плоскую бутылку водки. Хлебанет и ходит ве-еселай такой! Он не мудрствует, да зато подковы гнет. С ним был и сынок его Миколай. Этот на другой манер. Мелковат, не то что батька, и все ножку вперед выкидывает, форс наводит. Рыжеват. А так — кто его знает… Может, подрастет — перестанет ножкой-то крутить. А может, и с того крутит, что у него в полюбовницах баба — на театре, слышь, представляет. И почти голышом, мать ты моя! Рассказывал мне один питерский знакомец — он ее видал. Музыка это заиграет, она это выскочит, поломается всем естеством, ножкой эдак брык-брык — и долой. Баба, говорят, вроде бы и ничего, но тоща.
Лука Лукич крепко верил, что царь в разных мирских безобразиях неповинен, а повинно в них начальство, которому лень подумать над чем-нибудь таким, что сделало бы мужицкую долю полегче.
— Кроме того, — рассуждал Лука Лукич с приятелями, — вокруг царя все больше господа крутятся. Живется им легко, сытно, сладко, они, слышь, и боятся: не зажил бы, мол, мужик богаче, не быть бы с того им самим беднее. Ну, они государю глазки маслицем и мажут: у нас-де все в полном благополучии. Ясное дело — рады присобачиться к царевой особе и туман на него навести. Вот ежели бы государь знал о нашей нужде, он бы враз тех господ, которые прячут указ насчет земли, в кутузку, а то и на плаху.
6
Проходили годы, а Лука Лукич, как и все мужики, терпеливо ждал милости насчет земли.
Когда начальство выпустило объявление по поводу вздорности слухов о новом переделе земли, Лука Лукич осторожно говорил мужикам:
— Эта бумага не настоящая. Ничего обстоятельно не знаю, но пока, слышь, насчет земельной милости говорить не дозволено. Господа препятствия ставят, вот оно в чем дело-то. А ежели кто думает покупать землю в вечность — дело его, но я не советую. Всю задаром получим, дай срок.
Лука Лукич был одним из тех, кто отговаривал мужиков брать у барина землю в аренду за отработки. Лишь страшная земельная нужда, вконец разорявшая село и его собственную семью, приневолила старика пойти на договор с Улусовым.
— Ладно, потерпим, мужики! Землю всенепременно будут равнять, — убеждал он мир. — Каждому отрежут по его силам. И мужикам и господам поровну — обойден никто не будет. Только не надо трепыхаться, — придет время, и все сбудется. Царь хочет, чтобы всем жилось