Точка - [27]
— Разве не Фольдланд?
— Фольдланд уже полгода, как свернул свои юнит-программы, — сказал Бозен. — Международные наблюдатели, приглашенные в Киле, это подтвердили. Там остались одни корпуса. Шмиц-Эрхаузен законсервирован. Через месяц планируется подписание совместной декларации.
Искин потер лицо ладонями.
— Погодите, технология была только у Фольдланда. Кажется, ни в Европе, ни за океаном существенных успехов в юнит-индустрии достигнуто не было. Вроде максимум, что было заявлено институтом микроники Шлезвига где-то год назад, это то, что их программируемый юнит стал размером с ладонь.
Бозен сухо улыбнулся.
— Со смертью Кинбауэра успехов не было и у Фольдланда. Хотя там, как водится, предпочитали это скрывать.
— Тогда я не понимаю, — сказал Искин. — Зараженные — местные?
— В какой-то части. Большинство являются беженцами, прибыли к нам от полугода до трех лет назад.
— Значит, Штерншайссер водит всех за нос! Скорее всего, юниты просто были недавно активированы.
— Возможно, это сейчас выясняют, — Бозен поднялся. — Я должен идти.
Он еще раз пожал руки Искину и Берштайну.
— Да, — он выложил визитку, — вот номер моего виссера.
Искин проводил его за стеклянную дверь.
— Извините, — сказал он уже на лестнице, — а что вы делаете с юнитами, извлеченными из ловушек? У вас есть оборудование для исследований?
— М-м-м… — замялся Бозен. — Скажем так, пока мы их только складируем. С такими технологиями мало кто знаком. Передовой край. Периодически мы отсылаем материалы в научные центры. Но сейчас, думаю, любая информация будет очень востребована, поэтому и за этих юнитов тоже возьмутся. Сейчас несколько стран открыли финансирование, разрабатываются особые микроскопы. С другой стороны, они ведь не испортятся, пока лежат, не правда ли?
— Я слышал о магнитонном сопряжении…
— Вы — специалист? — остро спросил инспектор.
— Нет, — сказал Искин, — но я работаю с магнитонными аппаратами…
— До свидания, — сказал Бозен.
Он спустился в холл и быстрым шагом покинул клинику. Искин вернулся в досмотровую.
— Знаешь, что мы упустили? — сразу спросил его Берштайн.
— Что?
— Мать Паулины нам так и не заплатила. — Лицо у Берштайна сделалось скорбным. — Представь, мы возились с ее дочерью, наверное, около часа, извлекли две, и то и три колонии юнитов, дважды прогнали через «Сюрпейн», а он одного электричества жрет на пол-марки за сеанс, и где благодарность?
Искин пожал плечами.
— Знаешь, что я думаю? — сказал Иосиф. — Деньги все-таки надо брать вперед.
Искин выключил панель и сложил ее обратно под ложе, еще хранящее отпечаток тела девушки. Схема погасла. Иглы пульсаторов с едва слышным жужжанием принялись втягиваться в серебристую глазницу.
— Мы все на сегодня? — спросил Искин, обесточивая биопак у стены.
— Сейчас узнаю, — Берштайн нажал кнопку коммутатора. — Труди, у нас есть еще пациенты по записи?
— На вечер записана госпожа Ингрид Эгерсон, — ответил голосок секретарши. — Она будет после шести.
— И все?
— Да, господин Берштайн.
— А что у нее?
— Магнитонная терапия по рекомендации доктора Меера.
— А, понял, — Берштайн поднял голову. — С этим я разберусь сам, — сказал он Искину. — Спасибо, Труди. Вы можете взять перерыв.
Он отключился.
— Ты веришь в магнитонную терапию? — спросил Искин.
Берштайн пожал плечами.
— Многие люди верят. Это популярно. Как искусственный загар. Потом — лечат же ультразвуком. Ультрафиолетом. Здесь то же самое. Какой-то оздоровительный эффект наверняка есть.
— Неисследованный.
Искин достал из ящичка тумбы две спрятанные ловушки.
— Ага, — улыбнулся Берштайн, — я-то гадал, почему ты записываешь четыре ловушки, когда их было шесть.
— Эти я, с твоего разрешения, возьму с собой, — сказал Искин, упаковывая ловушки в пленку.
— Куда? Домой?
— В подпольную лабораторию.
Берштайн удивленно поднял брови.
— У тебя и такая есть?
— Есть многое на свете, друг Иосиф, что и не снилось меншлихе-фабрик.
Берштайн хмыкнул.
— Но ловушки ты вернешь?
— Послезавтра, — сказал Искин. — Завтра у меня продление пособия на карту беженца. Это, насколько я убедился в прошлом году, процедура не быстрая. Анкета, собеседование, сверка по базам данных.
— Слушай, серьезно — у тебя есть лаборатория?
— Нет, у меня есть выход на институт микробиологии в Замплине. Они для меня посмотрят юнитов хотя бы на номер серии.
— И зачем тебе это надо?
Искин спрятал обмотанные пленкой ловушки в портфель.
— Это не первая девчонка, у которой я диагностировал заражение в последние двадцать четыре часа.
— Ага, — сказал Берштайн.
Взгляд его стал внимательным.
— Рано утром я проводил сеанс в общежитии, — сказал Искин. — Там была вторая стадия. И вместе с рассказом Бозена это не может не настораживать. У Аннет, кстати, тоже было несколько юнитов.
Берштайн изменился в лице.
— Те не сказал мне…
— Они были мертвые, застряли в трахее. Важно, что в городе, похоже, кто-то отрабатывает технологию юнит-заражения.
— Это может быть только Фольдланд, — прошептал Берштайн и откинулся в кресле. — Думаешь, они хотят оттяпать еще одну область?
В его глазах промелькнул страх. Защелкнув портфель, Искин качнул головой.
— И поэтому грабят ювелирные ателье? По-моему, глупо.
Когда в местечко Подонье Саморского надела прибывают мастера, чтобы набрать учеников, жизнь тринадцатилетней Эльги Галкавы меняется безвозвратно. Неожиданно для себя она становится ученицей Униссы Мару, мастера листьев. С этой поры ее судьба складывается из дорог и местечек, уроков по сложению волшебных картин и боли в пальцах. Огромный сак с листьями она носит за спиной. В то же время где-то на западе начинает свой поход еще один мастер. Мастер смерти. Встреча их, видимо, неизбежна.
«Очень верно все описано, словно вновь попал в Луганск июля-августа этого года. Тяжело вспоминать, но и забыть нельзя. Как и разбомбленые Станицу Луганскую, Малую Кондрашовку, сейчас весь этот ад творится в Кировске и Первомайск, но уже зима, и от этого гораздо тяжелее. Ваш случай — когда писатель словно видит то, где сам не был, поэтому продолжайте, пишите. И не слушайте разных там пропагандонов, которые хотят уличить вас непонятно в чем, имя им — легион, уже во всех сетевых ресурсах отметились, но за ними — ложь и оправдание людских страданий, а за нами правда, и, значит, Бог».Из отзывов в интернете на странице автора.http://okopka.ru/k/kokoulin_a_a/.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Отказаться от опасной правды и вернуться к своей пустой и спокойной жизни или дойти до конца, измениться и найти свой собственный путь — перед таким выбором оказался гражданин Винсент Кейл после того, как в своё противостояние его втянули Скрижали — люди, разыскивающие психоконструкторов, способных менять реальность силой мысли.
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
Порой, для того чтобы выжить — необходимо стать монстром… Только вот обратившись в него однажды — возможно ли потом вновь стать человеком? Тогда Андрей еще даже и не догадывался о том, что ввязавшись по просьбе друга в небольшую авантюру, сулившую им обоим неплохие деньги, он вдруг окажется втянут в круговорот событий, исход которых предопределит судьбу всего человечества…
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.