Звёзды ждали, что ветр ночной
Разметает снега в полях,
Молча слушали хруст стальной -
Так, вращаясь, скрипит Земля.
Я, как камень, озяб к утру
От бессмертья в твоей степи.
Степь закончится - я умру:
Это должен ты уступить!
Я напрасно тебя кричал -
Ты придуман самим собой.
Окровавленных стрел колчан
Ты рассыпал моей судьбой!
Лишь забрезжит по краю смерть -
Изнемогут ветра свистеть,
На оси сотрясётся твердь
От дробящихся там костей.
Я хотел побежать бегом -
Копья белые в грудь вошли!
Заколдованный снег кругом...
Несмолкаемый скрип Земли.
Больше не будешь меня поднимать среди ночи:
Образ и голос твой в памяти спящего стёрты,
Облик разъят, ледяной темнотой оторочен,-
Кажется канувшим в каменном холоде мёртвых.
В мире живых, круг сует в суете совершая,
Не приближайся ко мне, точно радиус к центру.
Будь между мной и ничем: никому не мешает
Тел удалённость - бездушная близость бесцельна.
Наша полярность поможет почти обессрочить
Миг узнавания в тёмных и узких воротах.-
Помни о нём, и меня не тревожь среди ночи.
Днём и подавно: деньские довлеют заботы.
Я твою землю проходил плугом,
Я пробирался в твою ночь - вором:
Мы коротаем вечность друг с другом,
Сейчас мне двадцать, через день - сорок:
Взведён не медлящий боёк - время,
Ты затаился и прицел движешь,
Ты - бережлив и не даёшь премий,
Я - шаг за шагом становлюсь ближе
К берлогам тех, кто не имут сраму...
Ты остаёшься - свежевать славу,
А мне утеха: я не весь - в яму,
И нам с тобой в одной воде плавать.
Над бабаевским вокзалом
далеко
тепловозов маневровых
голоса
семафоры
темнотой заволокло
и натружены бессонные глаза
машинистов
что увидят через миг
этот город
умещается в окне
вот и я
к стеклянной наледи приник
отражаясь в темноте
как в глубине
темноты не переплыть
не зачерпнуть
у неё ни островов
ни берегов
слишком многие пускались в этот путь
следом не было
ни всплеска
ни кругов
и не знали
темнота или вода
их следы одолевала на Земле
отражение пребудет навсегда
замерзать-мерцать-оттаивать
в стекле
Письмо командующего 2-й ударной
армией генерала Власова - Юлию Цезарю
Ужо, забрались...забрели, подавились пространством:
Черна, неверна,- под ногами уже не земля,
Ещё не вода. Не дозваться вельможных засранцев -
Забыли про нас, им сытнее в амбарах Кремля.
Однажды змеиный - по рации - вкрадчивый шёпот:
“Прорвёте блокаду - и сразу...короче, Звезду...”
Но я оборвал, посылая усатого в жопу,
Я трубку швырнул, посылая грузина в пизду.
Империя, Цезарь: болота и дикие плёсы.
Немецкие мины целуют трясину взасос.
С турусов и танков вредители сняли колёса -
Куда нам катиться на голых осях без колёс?
Осоки и слёз навсегда нахлебались, до рвоты,
Обделав кальсоны, на слове прервав разговор,-
Лежат, раздуваясь, меж кочками вшивые готы
И наши в обнимку - о горе моё и позор!
Казённой махорки и жизни ещё на закрутку.
Беги хоть к врагу - упадёшь с кандалами судьбы...
Прощай, Магнум Цезарь, измена вождю и рассудку!
Падут легионы - останутся только рабы.
Побежала метла по плевкам,
По окуркам да по листве.
Вася - гений. Значит, пока
Вася дворничает в Москве.
В чём он гений? - Не знаю, в чём.
Верю: гений - и хорошо.
Тускло временем освещён,
Сам не знает, зачем пришёл.
Хоть Тверская и не Бродвей,
Даже вовсе в другой степи,-
Вася пьёт на Тверской портвейн,
На Бродвее бы - виски пил.
И, шатаясь, под чей-то смех
Ковыляет в сырую тьму
Бедной дворницкой - прочь от всех,
К вдохновению своему...
Ну-ка, солнышко, припекай!
Ну-ка, дождик, описай сквер!
Стой же, гений, с метлой в руках,
Или с пивом в тени ларька -
А не памятником в Москве!
Холодно в твоем средневековье.
Я здесь не останусь навсегда.
Не согреться ни огнём, ни кровью,
Хоть бы все сгорели города,
Хоть бы все изведало сраженья
Сердце алчное и злая длань...
Всё одно: ущелье, окруженье,
Без дыханья рыцарь Хруодланд.
Суть не важно, на каком ты свете
Предан другом, поражён мечём...
Стоит лишь живому умереть, и
Снится жизнь.
Недолго.
Ни о чём.
Ветеран ВОВ Н. Потапов -
Он за Родину в танке горел,
И в бараках Освенцима прел,
И у наших пошёл по этапу -
В общем, много чего посмотрел...
Изработался и постарел -
И его позабыли, как тапок
За диваном; всё как у людей:
Светлый праздник 9-е мая,
И единственный орден надраен...
С килограммом говяжьих костей,
Кривулями московских окраин
Он бредёт как та-ра-рам хозяин
Необъятной та-та-та своей.
И берётся Юра Серебряник
За свою верижную метлу...
Глаз его блестит, как подстаканник,
На аршин рассеивая мглу
Злого дыма от лесных пожаров,
Что клубится над добром и злом,
Над земным дурацки-круглым шаром...
Юра тоже машет, как веслом!
Как скинхед на дизельной пироге,
Он плывёт в окутавшем дыму
По бычкам и листьям на дороге...
Сигарету Юре моему!
В сигаретной синей струйке дыма
Видит Юра контуры лица
Своего начальника Ефима:
- Хорошо работаешь, пацан! -
Говорит лицо из струйки дыма
И, качаясь, тает до конца,-
Так что скоро рядом ни Ефима,
Ни его блаженного лица!
Хорошо, если вместе умрём.
Не хочу без тебя доживать.
Поседевшие стол и кровать,-
Даже пыль нас запомнит вдвоём.
Берег неба зажёг маяки,
А по берегу,- он и она,-
Как улитки, бредут старики,
И вот-вот их подхватит волна.
Что на память тебе подарю?
Что имею - давно не моё.
Не о смерти с тобой говорю,