Тихий тиран - [60]

Шрифт
Интервал

Клиническая смерть почти всегда внезапна и загадочна. В случае с Манукянцем необычность заключалась еще и в том, что беда случилась до операции, и нельзя было искать причину и тех или иных действиях хирурга.

Возникали и другие вопросы. Например, что можно ожидать от больного во время операции, если он выкидывает подобные «фокусы» до нее? Стоит ли в таком случае вообще рисковать?..

Многое теперь следовало взвесить и решить. Разумеется, не в конференц-зале, а в узком кругу заинтересованных специалистов…

Конференц-зал сдержанно гудел. Появились Кулагин, Крупина, Фатеев и еще несколько ведущих врачей института. Прошли в президиум, сели за стол.

Сергей Сергеевич встал и торжественно начал:

— Я полагаю, что сегодня можно поздравить нашего коллегу — Елену Васильевну Богоявленскую!.. Да, Богоявленскую можно и должно поздравить! Она, оказавшись в исключительно трудной, критической ситуации, не растерялась, не опустила руки. Без всяких подручных средств, она прибегла к старому, библейскому методу, о котором я, с вашего позволения, еще скажу… Елена Васильевна проявила творческую самостоятельность и твердую волю. Мне, как директору института, приятно сейчас, в вашем присутствии, заявить: я счастлив, что у нас работают такие самоотверженные врачи.

И зал зааплодировал… Кулагин выждал с минуту, потом властно поднял руку, добиваясь тишины:

— В Библии, друзья мои, сказано: «И поднялся, и лег над ребенком, и приложил свои уста к его устам… простерся на нем, и согрелось тело ребенка…» Четвертая книга царств, четвертая глава, тридцать четвертый стих…

В зале ветерком прошелестел смешок.

Сергей Сергеевич уловил доброжелательную атмосферу и самодовольно подумал, что не разучился держать в руках аудиторию.

— Как видите, товарищи, древний способ оживления, вдыхания «улетучившейся души», применим и в наши дни. При реанимации пользуются тем же методом, хотя и на основании иных идейно-теоретических рассуждений. Вам известен, конечно, современный метод — прямой наружный массаж сердца, который с блестящим успехом применила хирург Богоявленская…

— Позвольте, — возразил кто-то, — массаж сердца в данном случае применила Крупина!..

— Еще раз благодарю Елену Васильевну за проявленную ею находчивость! — точно не слыша реплики из зала, закончил свою речь Кулагин и сел.

— Сергей Сергеевич, — пробасил молодой человек, стоявший у дверей, — но ведь в случае с Манукянцем мог быть просто глубокий обморок, который иногда трудно отличить от клинической смерти…

— Мы с вами работаем в научно-исследовательском институте, — оборвал Кулагин, — и обязаны уметь отличать картошку от морковки!

В зале захохотали. Молодой медик, не удовлетворенный ответом директора, пожал плечами, отошел от двери, протиснулся сквозь ряды, сел и больше не задавал вопросов.

— И все-таки, — громко спросил из первого ряда чей-то голос, — Богоявленская имела право не предпринимать попытки оживления теми методами, какими она воспользовалась, даже если в Библии они рекомендованы? Не так ли?

— Я считаю ваш вопрос провокационным! — сердито ответил Кулагин. — И тем не менее я отвечу на него. Если бы врач Богоявленская не предприняла попытки реанимации и больной Манукянц скончался, я со спокойной совестью отстранил бы ее от работы и передал дело прокурору…

— За что?

— За то, — холодно сказал Кулагин, — что, работая в НИИхирургии, она не освоила методы современной реанимации.

— Это софистика! — выкрикнули из дальних рядов. — В отделениях нет аппаратуры… А смерть может настигнуть человека в лифте, на улице, в автобусе. Там-то кто будет виноват?

— Думаю, на этот вопрос лучше меня ответит доцент Фатеев.

Фатеев удивленно взглянул на Кулагина.

— Представьте себе, уважаемый Виктор Дмитриевич, мне известно, как шесть лет назад вы спасли жизнь человеку в поезде…

— Стоит ли? — пробормотал Фатеев, краснея.

— Стоит! — твердо сказал Кулагин. — Расскажите, как вместо скальпеля вы воспользовались обыкновенным перочинным ножом…

— В самом деле, — негромко и как-то неуверенно произнес Фатеев, — был такой случай… С помощью перочинного ножа я сделал внутренний, чрезгрудинный массаж сердца… Правда, ситуация была щекотливая и перспектива не радужная… Всякие осложнения могли быть… Но мне казалось, что в тот момент это было единственно верное решение… Честное слово, до сих пор удивляюсь, как я осмелился…

Последние слова Фатеева потонули в одобрительных возгласах.

— Доцент Фатеев, согласитесь, что вам повезло! — донеслось сквозь рукоплескания.

— Ошибаетесь! — вскочил с места Кулагин. — Это тому гражданину в поезде повезло!

— Пример с перочинным ножом — исключение, — не сдавался спорящий.

— Исключение, которое подтверждает правило. — Сергей Сергеевич уже устал от этой перепалки. — Все врачи, независимо от специальности, обязаны усвоить действия, необходимые при неожиданной остановке сердца человека… Ну-с, коллеги, а теперь пора за работу. Нас ждут больные!..

Крупина вышла из конференц-зала с каким-то двойственным чувством. Ей казалось, что она стала участницей заранее отрепетированного спектакля, в котором ей отвели роль статиста с репликой «Кушать подано!..». И в то же время Тамара не могла не оценить способности профессора Кулагина в любых ситуациях преподать предметные уроки молодым медикам, уроки, при которых демагогия перемежается с подлинным профессионализмом врача.


Еще от автора Вильям Ефимович Гиллер
Вам доверяются люди

Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.


Во имя жизни (Из записок военного врача)

Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.


Два долгих дня

Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.


Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.