Тихий тиран - [45]

— Ей нужно пересадить почку… Негодную удалить, а вместо нее пересадить здоровую.

— От живого человека? — неуверенно спросил Романов.

— Лучше всего, — кивнул Фатеев. — Пересаживают и от трупа, но, к сожалению, мы не можем ждать. К тому же для пересадки почки от трупа требуются особые условия. Следовательно…

— Следовательно? — как эхо, повторил Романов.

— Следовательно, нужен живой здоровый человек.

— Понимаю… И кто же это может быть?

— Вы, если позволите.

— Я? — спокойно спросил Василий Васильевич и сам поразился собственному спокойствию. — Простите, Виктор Дмитриевич, а как же я буду жить с одной почкой?

— Как сотни других! — пожал плечами Фатеев. — Помните, мы вас исследовали?

— Значит, вы уже тогда решили?

— Ничего я не решал! Но мы, хирурги, всегда должны думать о запасных вариантах. Видит бог, я не думал, что мне придется делать вам такое предложение. Однако, увы, фактор времени против нас, Василий Васильевич! Нельзя больше ждать…

— Другими словами, если моя почка не подойдет, то Зоя погибнет? — В голосе Романова прозвучало изумление.

— Да, — кивнул Фатеев, — но она подходит, Василий Васильевич. Исследования показали, что она подходит.

— Ошибки, конечно, не могло быть?

— Нет.

— Скверное дело, — сказал Романов.

— Радости мало, — кивнул Виктор Дмитриевич.

— Когда я должен дать ответ? — Ему почудилось, что у него пропал голос, и он повторил: — Когда я должен дать ответ?

— Чем скорее, тем лучше. — Фатеев ободряюще кивнул ему головой. — А мы постараемся сделать все, что в наших силах.

— А это много?

— Что? — не понял Фатеев.

— В ваших силах?

— Достаточно, вполне достаточно.

— Не помру?

— Вы?.. Нет!

— А Романова?

Он почему-то назвал жену по фамилии, словно речь шла о чужом для него человеке.

— Сделаем все возможное.

Василий Васильевич ушел от Фатеева в состоянии мучительной растерянности. Отрешенно спустился по лестнице, подошел к гардеробной, протянул номерочек, взял пальто, машинально надел его и, не застегиваясь, вышел на улицу. Шапку он зажал в руке и шел с непокрытой головой, не ощущая, как от снега становятся мокрыми волосы.

Из задумчивости его вывел чей-то истошный крик:

— Тебе что, жизнь надоела? Да?!

И только в этот момент осознал, что рядом с ним, буквально в каких-то сантиметрах, заскрипела тормозами легковая автомашина: он не заметил, как сошел с тротуара на проезжую часть шоссе.

— Извините, пожалуйста, — пробормотал Василий Васильевич и тут обнаружил, что держит в руке шапку. Надел ее. — Вы свободны?

— Чего? — удивился водитель. — Я, друг, не такси.

— Это не имеет значения, — сказал Романов и открыл дверцу машины. — Можно?

— Так ведь уже открыли!

— Знаете, что-то ноги отказывают…

— Бывает, — добродушно согласился водитель. — Куда вам?

— В исполком… Ленинского района…

Автомобиль часто останавливался, задерживаясь перед светофорами, однако Василий Васильевич не замечал этого.

«Здорово взяли меня за горло, — думал он, вспоминая свой разговор с Фатеевым, — н-да… Какой парадокс — от моего ответа зависит так много: ее жизнь, моя жизнь… А мне страшно, да, да, мне примитивно страшно… Вы все, разумеется, умные, смелые, потому что ваши почки вне опасности, на них никто не претендует, а я боюсь… Это ведь все-таки мои почки…»

Он ругал себя за то, что не пошел в палату к жене, не встретился с ней, хотя обещал навестить еще вчера. Но тут же стал успокаивать себя тем, что Фатеев сам запретил приходить сегодня к жене. Да, но ведь он целых три дня не был у нее… Конечно, он все объяснит, и Зоя поймет. Нет, не об этом сейчас нужно думать. Тогда о чем же?

Василий Васильевич закрыл глаза. Со стороны казалось, что он спит. Водитель, во всяком случае, подумал именно так и решил ехать потише: видно, здорово измотался человек, раз не успел сесть в машину, как сразу уснул…

…— Вы товарищ Романов? — вежливо спросила тоненькая девушка. — Иван Иванович примет вас через двадцать минут.

— Ничего, я подожду, — кивнул головой Василий Васильевич.

— Если хотите, вот сегодняшние газеты, — девушка указала рукой на маленький столик рядом с сейфом.

— Благодарю вас, не беспокойтесь… Я, пожалуй, пойду в коридор, покурю.

Он вышел в коридор, достал папиросы, закурил. Мимо, почти касаясь его, проходили люди, спешили, хлопали дверями, исчезали, снова возникали, обменивались на ходу репликами, шутками, иногда покрикивали друг на друга, но Романов, погруженный в свои тягостные думы, жил в эти минуты в каком-то ином измерении.

Василий Васильевич, закрыв глаза, думал и вспоминал: вот он стоит перед женой и, жалко улыбаясь, просит ее: «Зоя, это просто необходимо нам, пойми… И мне и тебе… Ну, скажи, почему обязательно что-то должно случиться со вторым ребенком? Почему?»

Она молчит. Он видит ее глаза, ее губы, сжатые так, что кровь отступила от них, обесцветила, омертвила…

Он уговорил ее тогда…

— Вася, у нас никогда больше не будет детей, — сказала Зоя, вернувшись из больницы. — Если хочешь, уходи. Я не обижусь, обещаю!

— Ты с ума сошла! — воскликнул он.

При мысли, что ее не будет рядом, сердце начинало безудержно колотиться. Но с каждым днем он чувствовал, что между ними появляется нечто такое, что отдаляет их друг от друга…