Территория отсутствия - [37]

— В Эрмитаж не заскакивают, но ходят.

— Не придирайся к словам! И вообще, мы с тобой, дорогая, народ трудовой, нам положено расслабляться. К тому же Новый год — праздник семейный, а мы почти что семья. Слушаю, — переключился вдруг Елисеев на кого-то другого. — Секунду, у меня параллельный. Мань, вечером перезвоню. Но учти, билеты уже заказаны, пока! — интересно, у всех деловых людей так стремительно едет крыша?

Дальше пронесся ураган. Вечерний звонок — короткие переговоры с вялым сопротивлением — Ленинградский вокзал — «Красная стрела» — стук вагонных колес. Опомнилась утром, когда вывалилась на чуть припорошенный снегом перрон. Холодно, сыро, туманно, сверху то ли снег мельчит, то ли дождь колется. Никогда коренная москвичка не разделяла восторгов по северной столице. Вокруг деловито сновали с чемоданами пассажиры, суетились носильщики, над головами плыл равнодушный механический голос — вокзал переваривал содержимое, безразлично приняв в шевелящуюся утробу еще пару залетных птиц, сдуру прилетевших сюда поглазеть на то, чем дома могли бы наслаждаться в избытке.

— А в ЦДХ на Крымском валу сейчас отличная выставка, — вяло доложился елисеевский хвост, телепаясь к выходу следом. — Интересно, какого черта я здесь забыла?

— Там ты чужая, а здесь будешь своя, — резонно заметил Дмитрий, даже не оглянувшись. — Не канючь! Сейчас приедем к Антохе, передохнем чуток, где-нибудь перекусим и поскачем на выставку. Познакомишься с нашим гением.

А вечерком заявимся с тобой на халявный фуршет. Как тебе такая программа?

— Никак.

— Не выспалась, — ухмыльнулся бодрый, как пионерский горн, Елисеев и уверенно двинул в обход длинной очереди к такси. Видно, решил, что московский устав самый правильный, по нему запросто можно жить и в Питере.

Решение оказалось верным, потому что уже через пять минут они катили по Невскому в сторону дома, где ждали тепло, вожделенный горячий душ и мягкий диван, к которому полусонная гостья рвалась больше, чем к выставке хваленого гения.

— Ну вот, — озадачился Дмитрий, тщетно названивая в закрытую хозяйскую дверь, — Антоха, кажется, смылся, — почесал затылок, постучал по кнопкам мобильного телефона. — Привет, это я… Да, мы уже здесь… Понял, пока, — наклонился, пошарил рукой под ковриком у порога, усмехнулся и выудил ключ. — Видала? Как в прошлом веке, оставляют ключи под половиком. Что с них взять? Питерские лохи: пока гром не грянет, не перекрестятся, — привычно вставил в замочную скважину ключ, повернул дважды, распахнул дверь. За порог хлынула вода. — Ого, да тут целый потоп!

Слова с изумленным присвистом послужили командой. Пустая лестничная площадка мигом заполнилась разъяренными людьми. Судя по крепости и тематике выражений, какими интеллигентные петербуржцы награждали ничего не соображавших приезжих, это были соседи. Особенно старалась одна, лет семидесяти. Мелкая, щуплая, в сером пуховом платке, второпях накинутом на худые плечи, с неожиданно молодым звучным голосом и лицом, как печеное яблоко, она гневно потрясала кулачками перед елисеевским носом, грозя судом за нанесенный ущерб. Однако москвича голыми, тем более мокрыми, руками взять оказалось непросто. Он мгновенно оценил ситуацию, щелкнул выключателем за дверью в прихожей, возопил «за мной, господа!» и бесстрашно рванул вперед, осветив яркой люстрой проход, словно горьковский Данко — горящим сердцем. Его малодушная спутница трусливо затаилась от петербуржского гнева между замызганным окном и трубой, по недомыслию названной мусоропроводом.

Соседняя дверь приоткрылась, в щель просунулась светловолосая головка с гладкой прической и, пожелав доброго (хм) дня, робко прошелестела.

— Что случилось?

— В квартире вода. Кажется, затопило соседей внизу.

— Кошмар, это уже второй раз за полгода. Бедный Антоша, теперь они точно его разорвут.

— Антона нет. Но я подозреваю, что сейчас пострадает безвинный.

— А вы к Тошке?

— Теперь уже не уверена.

— И его, конечно, нет дома?

— Конечно, — улыбнулась Мария.

— Может, зайдете ко мне? Вы, наверное, с дороги, устали, — приметило сердобольное создание дорожные сумки. — Хотите чаю? Я как раз собиралась пить, только что заварила.

— Спасибо. Боюсь, сейчас мне будет не до чаепитий.

Первым за порог вывалился Елисеев и, бережно поддерживая «пуховый платок» под локоток, с почтением внимал каждому слову.

— Ничего, бывает. Я сию же минуту перезвоню диспетчеру. Вы, Митя, постарайтесь быстрее вычерпать воду, — при звуках миролюбивого голоса Мария потеряла дар речи. — А вы, дорогая, чем стоять с разинутым ртом, помогли бы лучше вашему другу навести порядок в квартире, — укорила старушка бездельницу, торчащую столбом у ржавой трубы. Потом перевела взгляд на того, кто рядом, и добавила с мягкой улыбкой: — Сейчас все уладим, Митенька, не волнуйтесь.

— Спасибо огромное, Ольга Иванна! И спасибо вдвойне за автограф, — расшаркался «Митенька», приложив руку куда-то к желудку. — Моя бабушка будет счастлива, она вас боготворит! Впрочем, как и я, — добавил он со смущенной улыбкой. — А вы не беспокойтесь, дорогая Ольга Иванна, я сейчас же свяжусь с Антоном.

— Да-да, — величаво кивнула та, — будьте любезны, милый, — и поплыла по лестнице вниз, держа спину, как балерина.