Измученный человек спал.
А за дверью простучали шаги. В штаб вбежала женщина. Намокшая под дождем косынка сбилась на лоб.
— Куда ребенка заховали? — закричала она, едва переступив порог. — Не умеете воров ловить, так честных людей хватаете?
— Гражданка, успокойтесь… — Начальник штаба встал, пододвинул ей стул.
Но она быстро вытаскивала из сумки и кидала ему на стол разные документы.
— Без бумажек людей не различаете! Вот вам паспорт, вот почетная грамота! Небось сами у меня чебуреки кушали! Знала бы, не угощала! За что ребенка взяли? Я за него головой поручусь! Где он, мой голубчик?
Начальник штаба только головой покачал, оглушенный. Он аккуратно прочитал, сложил все ее бумажки:
— Уважаемая Анна Петровна, хочу вам сказать, что ваш сын…
— Он не сын. Мой мальчик, и все тут! — прикрикнула она.
Им не дали договорить. Вошли двое. Оба молодые. Один — неторопливый, бушлат внакидку на тяжелых плечах. Другой — щеголеватый, с черными усиками. В дверях он ловко сбросил на руку блестящий от воды плащ, шагнул к столу:
— Говорят, у вас тут наш мальчик?
— Ваш? — Начальник штаба поглядел на Анну Петровну.
— Наш, точно, — подтвердил моряк.
Анна Петровна, к удивлению начальника, закивала:
— Видите? Я ж вам говорила!
— Так чей же?.. — едва начал сбитый с толку начальник, как в дверь, размахивая зонтом, вдвинулась костистая женщина с боевым орденом на белой блузке, а за нею лысый мужчина, грудь в орденских планках. Начальник штаба встал им навстречу.
— Здравствуйте, товарищи дружинники, — громко сказал вошедший. — Разрешите представиться: начальник Теплобережного аэроклуба Мосолов. — На его рассеченной брови блестели капли дождя. — Что тут натворил наш мальчик?
— Ваш? — Начальник штаба развел руками.
— Наш, наш, — подтвердил Мосолов. — Не можем ли мы помочь вам разобраться в этой неприятной истории? С нами пришел человек, который готов честно дать показания.
Дверь робко приоткрылась. Ворвался Щен, облепленный мокрой шерстью, тощий, на тощих лапах.
За ним боком вдвинулся Колотыркин. Он вдохнул побольше воздуха и выпалил, глядя в лицо начальника штаба:
— Это я их всех привел! В помощь дружинникам! Я…
— Ближе к делу, — прервал начальник штаба. — Что ты знаешь о мальчике, которого мы задержали?
Вяч поглядел в пол и сказал уже не так громко:
— Его там даже не было…
— А ну давай с самого начала.
— Я стоял и смотрел значки, — сказал Колотыркин. — А один верзила подошел и сказал…
…А мокрый, плоский Щен, обнюхав следы на полу, безошибочно сунулся во вторую комнату. Повизгивая, он тыкался Лесю в ухо, целовал его теплым языком, в нетерпении вскочил на диван и принялся лапами выкапывать своего человека из глубокой ямы сна. Лесь проснулся и сразу сел.
— Откуда ты взялся?
И услышал голоса рядом в комнате:
— Что ж ты за человек, если любой подонок может тебя купить за трояк? И товарища ты предал.
Вяч ответил, защищаясь:
— Я, наоборот, просил его: «Уйди!»
«Правда, он просил: «Уйди!» — подумал Лесь и спустил ноги.
— А он заорал диким голосом: «Не дам тебе стать ворюгой!», вцепился в меня и не ушел…
«Правда, я вцепился», — подумал Лесь и встал.
— Он потому не ушел, что он — человек. А ты кто?
Стало тихо, потом Вяч сказал вздрагивающим голосом:
— Пожалуйста, не надо в милицию… Вы меня лучше отдайте ему на поруки. Он из меня человека сделает. Точно! Он сам обещал!
В комнате зашумели, заговорили. Начальник штаба ответил:
— Ох и хват же ты, братец! Уж и не знаю, получится ли из тебя человек.
Лесь понял: Колотыркину не верят. Совсем больше не верят.
— Из него получится! Получится! Потому что в нем два Колотыркина сидят: один очень добрый-добрый!..
Все обернулись на звенящий тревогой мальчишеский голос. Лесь стоял на пороге, беспокойной рукой сжимая галстук у горла. У его ног Щен улыбался зубастой пастью.
Начальник штаба вышел из-за стола:
— Все в порядке, Лесь Мымриков. Ты не волнуйся. Уважаемые товарищи, забирайте ребят по домам.
— Вот заблуждение, — сказал Дон Кихот, — в которое впадали многие, не верившие, будто такие рыцари существовали на свете… Они были такими, какими их описали… и, основываясь на их характере и совершенных ими подвигах, всякий с помощью разумной философии может определить их черты…
М. Сервантес
Было темно. Моросил дождь. Вяча проводили домой. Сдали прямо в руки его маме. Анна Петровна велела Антону и Жоре ждать ее на улице. И хотя Вяч сказал: «Я лучше сам пойду», она вошла с ним в дом. И как только вошла, сквозь стену, оплетенную виноградом и густые ветки хурмы, из освещенных окон дома понесся шум и крик.
— Люди добрые! Что ж это делается на белом свете! — голосила мать Вяча.
Соседи стали выглядывать из своих домов:
— У Колотыркиных ругаются. Горластая эта Колотыркина.
Но ни одна горластая не в силах заглушить Анну Петровну.
Такая там шла перепалка, что Жора и Антон только переглядывались.
— Она у меня как милочка все выслушала и проглотила, — победно заявила Анна Петровна, выйдя за калитку. — Я ей все припомнила. И как она его на рынок торговать таскала и учила с отдыхающих драть побольше. Кем, говорю, он после этого у тебя вырастет? — И еще долго она обмахивалась платком, пока не рухнул с неба шумный дождь, не охладил ее пылающее лицо.
