Теория убийства - [8]

— Убийца совершенно ненормальный, — пробормотал я, борясь с подступившей тошнотой. Дайске кивнул:

— Чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу. Ну, а ты что об этом думаешь, в целом?

— Меня спрашиваешь? Ну, возможно то, что все они были рассечены на части, имеет значение, ведь это характерно для каждого случая. Кроме того…

— Кроме того?..

— Мне кажется, убийца все глубже погружается в пучину безумия. И следующие жертвы могут быть не только на улице.

— Ты, прав, наверное. О-хо-хо, — Дайске устало прикрыл глаза ладонями.

— У него нет никакого нормального мотива и никаких правил. До сих пор убийства случались на улице, в безлюдных местах, но, если он никого не встретит, то может пойти и дальше — вломиться куда-нибудь. Лучше бы вашему начальству подумать об этом и принять меры.

— Кстати… — Дайске дипломатично сменил тему, — вот это мы нашли рядом с пятой жертвой.

Он положил на стол четкую фотографию жетона нашей школы. Многие относились к этим значкам несерьезно, учитывая, что от нас не требовали даже носить форму, но в правилах было написано, что полагается закрепить его на одежде, отправляясь в школу.

— Не знаю, то ли убийца не заметил пропажи потому, что дело было в траве, то ли он нарочно оставил его там. В любом случае, это что-то означает. Придется мне к вам наведаться в ближайшем будущем.

Мрачно нахмуренные брови Дайске сделали это предупреждение еще более зловещим.

Зимние каникулы пролетели, словно вспышка. Единственное, что заслуживает упоминания, это то, что мы вместе с Шики сходили в святилище на Новый год. Все прочие будничные и нормальные события моментально изгладились из памяти.

Когда начался третий триместр, Шики замкнулась еще больше. Даже я отчетливо ощущал ауру резкого отторжения, стоило к ней приблизиться.

После окончания уроков, когда классная комната осталась пустой, я нашел там одинокую Шики. Она не двигалась и ничего не делала, только молча смотрела в окно. Она выглядела настолько хрупкой и печальной, что я, не в силах оставить ее одну, без приглашения уселся за соседнюю парту. Мы молчали.

Ранний зимний закат окрасил тихий и пустой класс тревожными багровыми красками. Среди красных и черных теней ШИКИ, сложив руки на груди и прислонившись спиной к окну, небрежно спросила:

— Я не говорила тебе, что ненавижу людей?

— Впервые слышу. Это правда?..

— Да. Шики ненавидит людей. Она всегда была такой, с самого детства. Знаешь, дети доверчивы и ничего не понимают. Ребенком ты думаешь, что весь мир любит тебя. Безо всяких условий, просто потому, что ты любишь людей, они должны любить тебя в ответ. Об этом не задумываются, но это именно так.

— Ты права. Дети не привыкли сомневаться. Вспоминаю себя, как я любил и требовал любви в ответ. Единственное, чего я тогда боялся — это призраков. Теперь боюсь людей.

ШИКИ согласно кивнула.

— Но это очень важная вещь, Кокуто. Дело в чистоте и невинности. Когда ты маленький, то думаешь только о себе, и не умеешь замечать злых и испорченных мыслей, которые люди прячут глубоко в сердце. И пусть ты ошибаешься по отношению к некоторым, искренняя любовь родителей, в которой ты купаешься, учит тебя быть добрым и к другим людям. Ведь люди могут выражать только те чувства, с которыми знакомы.

Закат наложил красный макияж на ее лицо. В этот миг я не мог понять, кто говорит — Шики или ШИКИ. Впрочем, по большому счету это было и не важно, и я снова затаил дыхание, слушая монолог Шики.

— Но я была не такой. Я была не одна, с самого рождения. Внутри у Шики прятался ШИКИ, и она слишком рано поняла, что люди не так просты, как кажется. Она узнала, что все мыслят по-разному и вовсе не обязательно любят ее только за то, что она существует. Познав еще ребенком, какими уродливыми и страшными могут быть мысли других людей, она физически не могла полюбить их. Самое лучшее, чего они заслуживали по ее мнению — это холодное презрение. Она росла, стараясь не видеть окружающих людей. Единственное чувство по отношению к ним, которое знала Шики — отторжение. Ей не суждено избавиться от него.

Не знаю почему, но, глядя в глаза ШИКИ, я едва не заплакал. Сердце придавила свинцовая тяжесть. Она ненавидит людей?..

— Но… неужели ей не было одиноко?

— С чего бы? У Шики есть я. Конечно, оставшись один — взвоешь. Но она не была одна. Отгородившись от людей, закрывшись в прочном панцире, она не осталась одна.

Голос ШИКИ звучал решительно и твердо. Я не заметил ни следа неуверенности, ни капли обмана — ситуация его вполне устраивала.

Но неужели?..

— Но с недавних пор Шики начала вести себя странно. Я — неотъемлемая ее часть, но она неожиданно попыталась отречься от меня. Не понимаю. Отторжение, противоречие — это моя прерогатива, Шики же должна была лишь соглашаться, лишь принимать. Что бы это значило?

Резкий сухой смешок, который издала ШИКИ, отразился от стенок пустого класса. На губах мелькнула горькая усмешка. Или, может быть, — циничная?

— Кокуто, тебе никогда не хотелось кого-нибудь убить?

Алая маска, в которую превратилось ее лицо в последних лучах умирающего солнца, заставила мое сердце дрогнуть.

— Так далеко я не заходил. Максимум — врезать по морде.