Теория фильмов - [39]

Во многих отношениях май 1968 года стал кульминационным моментом в политическом сознании и растущей оппозиции, которая значительно активизировалась в этот период. Движение за гражданские права к тому времени вобрало в себя более радикальные установки «Движения за власть черных» в целом и открыто конфронтационную тактику «Партии черных пантер» в частности. Студенческие группы и Новые левые все больше радикализовались, по мере того как продолжалась эскалация войны во Вьетнаме, а лицемерие западного империализма становилось вопиюще очевидным. Студенческие демонстрации приняли неприкрыто яростный характер, а обращение властей с протестующими — как, например, во время Демократической национальной конвенции в Чикаго в том году — стало особенно жестоким. Что касается Франции, то события, происходившие в мае и начале июня, подвели итог целому десятилетию потрясений и общего состояния кризиса, которое начало вызывать тревогу у большей части Запада. Как и в случае с более ранними движениями, майские протесты во Франции начались со студенческих демонстраций, но быстро переросли в нечто большее. Студенты Нантерского университета — нового университета, построенного в начале 1960-х годов в пригороде Парижа — присоединились к студентам Сорбонны в самом сердце парижского Латинского квартала, и протестующие, объявив бойкот лекциям, потребовали более активного участия в формировании условий высшего образования. Чтобы разогнать студентов, французское правительство привлекло полицейские силы, что привело к целому ряду ожесточенных столкновений. В последующие дни преподаватели, рабочие и многие другие люди примкнули к протестующим, и вспыхнула всеобщая забастовка, которая парализовала всю страну.

Майские протесты стали переломным моментом. Они вобрали в себя все недовольство, зревшее уже более десяти лет, и имели такие масштабы, что на некоторое время Франция оказалась на грани коллапса. Но когда правительство пошло на определенные уступки — предложив условия, которые могли бы умиротворить крупные профсоюзы и PCF — многие остались недовольны. Несмотря на то что многие участники тех событий считали 1968 год началом упадка и отхода от прямой политической активности, он стал новым поворотным пунктом для французской культуры фильма. Как отмечает в своей книге Сильвия Харви, майские протесты превратили радикальную политику в самую распространенную тему для дискуссий в среде кинематографистов, редакционных коллегий журналов, посвященных фильму, а также формирующегося поколения теоретиков фильма.

Этой политизации предшествовало несколько знаковых, хоть и не столь очевидных явлений. Например, кинематографическое сообщество немедленно выступило с протестом, когда правительство попыталось сместить с должности Анри Ланглуа, влиятельного и пользующегося уважением директора парижской Синематеки (Cinématheque)[32]. Еще одним важным примером служили такие авангардные группы, как ситуационисты и писатели, публиковавшиеся в «Tel Quel»[33]. Обе группы смешивали теорию с политикой и эстетикой, образуя то, что Д. Н. Родовик позднее назвал политическим модернизмом, или, более конкретно, «стремлением соединить семиотический и идеологический анализ с развитием авангардной эстетической практики, предназначенной для производства радикальных социальных эффектов» («Кризис политического модернизма» 1–2).

Та же тенденция нашла свое отражение и в работах Жан-Люка Годара и Криса Маркера — двух самых выдающихся и успешных кинематографистов французской новой волны. Оба давно были известны тем, что экспериментировали с формальными условностями фильма, но в 1960-е годы они начали все решительнее демистифицировать средства кинематографического производства. Например, в таких фильмах, как «Уик-энд» (1967) и «Веселая наука» (1969), содержатся явные теоретические и политические ссылки, которые Годар включил в рамках саморефлексивного подхода, направленного на деконструкцию отношений между изображением и зрителем. К концу десятилетия и Годар, и Маркер работали в составе разных кинематографических коллективов — соответственно группы Дзиги Вертова и SLON (Sociéte pour le lancement des oeuvres nouvelles [Общество по продвижению новых работ], позднее известного под названием Медведкино). Эти группы предпринимали попытки реорганизовать существующий способ производства. Они ставили своей целью дестабилизацию стандартного разделения труда, поощряя при этом более общинные формы кинопроизводства. Эти группы считали себя боевым авангардом и использовали теорию как мощное оружие в нападках на буржуазную эстетику.

Редакторы «Cahiers du cinéma» в конечном итоге пошли по тому же пути. Несмотря на попытки протеста со стороны некоторых кинематографистов новой волны, сотрудничавших с журналом, «Cahiers» все же придерживался преимущественно позитивного тона в своей критике. Однако, после дела Ланглуа, журнал начал уделять больше внимания взаимосвязям между фильмом и политикой. Позднее майские события привели к более значительному изменению в его общей позиции.

В осеннем выпуске «Cahiers» от 1969 года редакторы Жан-Луи Комолли и Жан Нарбони опубликовали заявление, которое они озаглавили «Кино/Идеология/Критика».