Темыр - [83]

Мыкыч понял, что произошло. Кровь прилила к голове, лицо потемнело. Он стоял чужак-чужаком в доме, где родился. В комнату вошел учитель, его Мыкыч видел на веранде. Молодой человек вежливо спросил, что нужно Мыкычу.

Мыкыч мрачно, сквозь кровавый туман, взглянул на учителя. В голове колокольчиками звенела кровь. Не сказав ни слова, Мыкыч выбежал из дома. За ним, казалось, раскачивались гигантские качели. Он бежал по полю, по пустошам, бежал без дороги, как волк…

Учитель вышел вслед за Мыкычем на веранду и сказал девушке:

- И разговаривать не захотел!

Девушка посмотрела вслед.

- Бежит… Безумный.

- Нет, пожалуй, не безумный, а судя по его растерянному виду, это бывший владелец дома… Я слышал, он где-то в ссылке.

Раздался звонок. Дети собирались в классы.

…Мыкыч, не останавливаясь, бежал к своему «однофамильцу» Швараху. Но в доме Швараха никого из старших не застал; на дворе играли дети. Мыкыч спросил об отце. Малыш ответил, что Шварах в колхозе, на работе.

- Ты, может быть, слышал, братец, где теперь проживает Кадыр?

Мальчик удивленно повторил это имя.

- Да, - торопливо подтвердил Мыкыч, - я спрашиваю про Кадыра, где он?

- А их всех уже прогнали, - беспечно ответил мальчик. - Говорят, Кадыр давно умер.

- То есть как это умер? Не умеешь говорить как следует, так молчи и не болтай глупостей! - воскликнул пораженный Мыкыч.

Мальчишка испугался и, не спуская глаз со странного незнакомца, всем телом прижался к младшему братишке, который стоял так же неподвижно, испуганный, выпятив живот и со страхом глядя на Мыкыча.

Весть о смерти отца пришибла Мыкыча. Он долго не двигаясь глядел на камень, лежавший у ворот, потом сел на него и сам словно окаменел…

В тот же вечер на одолженной у Швараха приземистой толстобрюхой кобыле, беспрестанно обмахивающейся пышным хвостом, Мыкыч с заплаканным лицом въехал во двор сестры Ханифы. Старший племянник Мыкыча Омахь - он сильно изменился, вырос - сразу же узнал дядю.

- Мыкыч… Неужели это едет Мыкыч!? - воскликнул Омахь с восторгом, бросился навстречу и поддержал стремя.

Мыкыч, слабо усмехнувшись, морща лоб, сошел с лошади. Зайдя в дом, он холодно поцеловал сестру и мрачно опустился на тахту. Его лицо дрожало.

- Несчастный наш отец бесславно погиб, никем не оплаканный.

Сестра вздыхала.

- И отец погиб, и все наше добро…

- Честное слово, я совсем не узнал нашего селения… - Сестра, не слушая, вздыхала.

- Пришлось пережить неслыханное горе, Мыкыч.

- Подумать только! Живу я или уже не живу?

Ханифа подперла дряблую щеку ладонью. Мыкыч молчал.

- Даже наш дом… - пробормотал он, как в беспамятстве.

Ханифа внимательней взглянула на брата.

- Как же это ты целым и невредимым ушел от них, нан Мыкыч?

- Так, - ответил он безразлично.

- Но все-таки, как тебе удалось вырваться из их лап? Ох, и не думала я, что увижу тебя живым, - так нам не повезло! Теперь мне уже ничего не нужно, ты со мной.

- А какая польза от того, что я вырвался, если наш дом превратили в эту школу, обезобразили чужими детьми? Что я застал здесь? Мы разорены. Где наша земля, где наши верховые лошади? Наш дом - какая-то дрянная школа.

Сестра протянула руку, но не посмела опустить ее на плечо брата.

- Ты ведь мужчина! Мало чего приходится переносить мужчине?! Бывает еще и не то, когда сходятся два врага. Они нас победили, они забрали наш дом, они поставили на отцовском дворе качели, но придет время, и - да обойду я вокруг золотых ступней господа! - он увидит всю правду и поможет нам победить этих злодеев. Видишь, брат, я не падаю духом, не робею.

Мыкыч взглянул сонными глазами на сестру и спросил:

- Ты, кажется, тоже сидела?

- Сидела. Месяц, как выпустили.

- За что они к тебе придрались?

- Да я травила коров. Жаль, мало…

- А как открылось дело? Кто тебя выдал?

- Кто выдал! - Ханифа злобно воскликнула. - Дай бог, чтоб я оплакивала ее смерть! Как только дела стали плохими и нас прижали, распрекрасная наша кормилица Марика…

- А ты ее помнишь? Только подумай!… Она пришла в сельсовет и сказала, что это я и она травили скот, - ну ты подумай!

Глаза Мыкыча злобно засияли.

- Хай, чтоб ей добра не видать в старости. Ее, ослицу, тоже посадили?

- За что же ее сажать! Она заявила, что я ее вовлекла обманом, и когда выяснилось, что все дело моих рук, ее и вовсе отпустили. Сейчас Марика в колхозе.

Мыкыч тихо посвистал, сложив губы трубочкой.

- А когда умирал отец, ты была уже на свободе?

- Я тогда еще сидела. - Лицо Ханифы омрачилось. - Бедный наш отец умер, кто прикрыл его сладкие глаза?! Нет ни отца, ни дома, ни лошадей, ни волов, ни земли. - Ханифа со стоном вздохнула и, помолчав, воскликнула: - Ничего!! Мы все-таки когда-нибудь выполним долг мести за отца, за все! «Река следует по своему руслу», все должно идти своим чередом, и не может быть, мой Мыкыч, чтобы наше собственное добро навсегда осталось в чужих руках, чтобы на нашем дворе стояли какие-то качели…

- А кто его знает…

- Как кто знает? Разве эти сопливые чужие дети - хозяева нашему дому? Не может быть того, брат, чтобы мы когда-нибудь не отобрали своего добра.

- Ох, мама, - сказал, досадливо вздыхая, Омахь. - Стыдно тебе, мать, - повторил он с укором. - Опять принимаешься за старое, опять затеваешь гадости!