Темыр - [8]

- Глупа ж ты! - с сожалением взглянул на жену Ахмат. - Подумаешь, осчастливили меня - заставили заплатить вдвойне! Ты полагаешь, они дали деньги из жалости ко мне? Сама же, помнишь, говорила, что они нас совсем разорили.

Селма замялась.

- Помню, но… но они богатые!

Зина накладывала в миску крутую, окутанную паром мамалыгу.

- И деньги его противные, и сам он противный, этот Мыкыч, - продолжал Ахмат.

Селма прищурила глаза на дочку и ухмыльнулась.

- Хотела бы я, чтобы у Мыкыча не было другого выхода, кроме женитьбы на тебе; посмотрели бы мы тогда, какой он и его деньги противные.

Зина смущенно наклонилась над миской.

- Они люди сильные, - продолжала мать. - Добра у них очень много, нан, и по фамилии они близки к дворянам.

Ахмат сердито взглянул на старуху - очень не по душе ему пришлись слова жены:

- О каких дворянах ты толкуешь в наше время, когда у нас новая власть! Или ты думаешь, что трухлявая тыква всегда будет черпать воду?

Зина разложила на столике еду и подвинула его к отцу. Она спросила:

- Что за люди это были?

- Не то, что мы, - сказал Ахмат, беря пальцами мамалыгу. - Знаешь, как говорили в старину: «Старая мотыга всегда набредет на кувшин с вином». Князья и дворяне держали возле себя, вроде цепных псов, близких людей. Это такие же, как и мы, крестьяне, но нас, настоящих трудовых крестьян, они просто терпеть не могли и ценили дешевле старого плешивого осла.

- Тогда они просто сидели на нашей шее, правда, папа?

Зина взяла тонкими пальцами кусок горячей мамалыги и поднесла к губам.

- Ну, да, многие, дад, сидели на крестьянской шее! А мы, бедные, только гнулись и откармливали их своей кровью.

Щелкнули друг о друга деревянные сандалии, - Селму рассердило то, что сказал муж.

- Нехорошо отзываешься, - сердито возразила она, - они были чистые крестьяне.

- Они-то были чистые, ни в чем не нуждались. Зато мы были грязные.

Сандалии снова стукнули, и Селма сердито отозвалась:

- Бог не сравнял людей. Разве все люди могут быть одинаковыми? Взять твои пальцы - разве они все равны?

- Что там пальцы? - Ахмат подул на горячий кусок мамалыги. - Я говорю, что новый закон нас всех уравнял. Теперь неважно, из какой фамилии человек, а важно, каков он сам!

Разговор оборвался. Отец и мать молча продолжали есть, только мать изредка сердито постукивала сандалией, а Зина сидела над остывшей мамалыгой и думала не о прислужниках дворян и не о Кадыре и Мыкыче, а о своем Темыре.

VII

После встречи с Зиной глубокое раздумье овладело Темыром. Больно томилось его сердце по девушке, которую он любил с тех пор, как помнил себя. А теперь Зина стояла перед ним вся в слезах, вызванных его горькими, тревожными словами.

Зачем они встретились, для чего он открыл свое горе? Темыр ни на что не решался, и чем ближе подходил назначенный срок свидания, тем горше становилось у него на сердце.

Больше всего Темыра угнетало то, что он просил Зину подождать только неделю, а ничего определенного не сумеет придумать ни за эту неделю, ни позже. Наконец он решил признаться девушке в том, в чем еще никому не признавался.

Ночь перед тем, как встретиться, Темыр и Зина провели в тревоге, без сна: кажется, им обоим не верилось в то, что ничего не помешает их встрече.

Рассвело. В маленькое оконце в домике Темыра заглянуло пасмурное утро, и когда Темыр вышел, небо с юга на север покрывалось тяжелыми тучами. Темыр боялся, как бы не пошел южный обложной дождь. Но день рассеял его тревогу: брызнув золотистым светом, показалось солнце и точно приказало ветру разогнать клочья туч, вскоре разлилась ясная, глубокая синева, и на ней не было ни облачка.

Наступил теплый, пахнущий травою и солнцем полдень и наполнил трепещущее сердце Темыра необыкновенной легкостью.

Темыр пошел по дороге к спуску, приблизился к помятому перелазу плетня и тут услышал чей-то звонкий голос, Он поглядел по сторонам, но никого не увидел.

- Сюда, Темыр! - снова услышал он окрик из лесной чащи.

Темыр вошел в заросли кружевного папоротника, мягко шумящего под ногой, и увидел Зину. Она, стройная, высокая, была полускрыта разросшимся папоротником. Ее новое платье показалось Темыру прекрасней живых цветов. На девушку падал сквозь деревья бирюзовый свет, но Темыру в ту минуту почудилось, что не этот свет, а Зина освещает собою и землю, и траву, и деревья.

- Ты здесь… - почти благоговейно сказал Темыр, не сводя глаз с этого сияния, с темных глаз Зины.

Девушка, смеясь, подозвала его:

- Подойди ближе.

И с этими словами она протянула к нему свои тонкие белые руки.

Темыр бросился к Зине.

- Видишь, как я далеко углубилась в лес, Темыр!

- Почему ты ушла так далеко? Разве я не должен был идти туда, где мы с тобою хотели встретиться?

- Да, но…

- Что случилось?

Зина ответила не сразу.

- Захотела и пришла сюда, - отрывисто произнесла она, вглядываясь в глаза Темыра. - Разве тебе здесь не приятно?

- Что ты! - воскликнул он. - Где бы мы ни встретились, мне всегда радостно. Но ты ушла так далеко, и притом одна.

Зина доверчиво прошептала:

- Я боялась, как бы нас не увидел Мыкыч.

- Мыкыч? А при чем он здесь и где он?

- Нигде… Там, в лесу, где мы были в прошлый раз, он с арбой собирает хворост, и я решила встретиться с тобою подальше.