Телеграмма - [9]
Ренат выглядел много бодрее.
- Это мой спаситель! - радостно кричал он и тыкал в меня пальцем. Степанида, поцелуй его! Ну, поцелуй!
- Ренатик, золото, не гони волну, - сказала Самохина. - Я лучше тебя поцелую.
И поцеловала.
- Говорят, вам в Уфе памятник стоит, - ревниво заметил я.
- Не памятник, а бюст, - ответил Галимов, стараясь придать голосу равнодушный оттенок. - На Аллее трудовой славы. Работы Баймухамеда Адырова. Вы любите работы Адырова?
- Да, это зрелый мастер, - выдавил я.
Никакого Адырова я, конечно, знать не знал.
- А почему вы спирт не пришли кушать? - продолжал Галимов.
- Спасибо, успеется еще.
- Это как сказать... - заметил живой классик и, обнимая падающего Гурко, направился с ним вместе в столовую.
Мы двинулись им вослед.
- Неужели все выдули, а? - задумалась Степанида. - Быть не может. Если в пять часов было шесть литров, то к семи часам... - Она пошевелила губами, что-то подсчитывая. - Ну, литр, от силы полтора. И то много.
На ступеньках, ведущих к столовой, Гурко все-таки упал.
- Восстань, пророк! - громогласно сказал ему Ренат.
- Я оступился, - пробормотал князь, вставая. - Конь о четырех ногах, сука, и тот...
Ростбиф был отменно прожарен, а картошка не переварена. Ужин удался на славу. Сидевший напротив меня Гурко трезвел на глазах.
- А Кондакова опять нет, - сказал он. - И на обеде не было.
- Это вас на обеде не было, - возразил из-за колонны невидимый Провский. - А Алексей уехал в Домский собор, на органный концерт, я сам его до автобуса провожал. Вернется только к ночи.
Степанида вздрогнула.
- Да, меня не было на обеде, - запальчиво сказал Гурко, обращаясь к колонне. - Но это не повод для сомнительных выводов. Я пишу сценарий многосерийного фильма.
- Бог в помощь, - саркастически отозвалась колонна.
После ужина мы отправились на пляж. Купаться в Рижском заливе в начале мая могут только моржи, и все расселись на песке. Ближе всех ко мне сидел Гурко.
- Провский - гад, - проникновенно сказал он. - "Бог в помощь!" Рожа пархатая...
Не надо было ему этого говорить. Разозлил он меня.
- Вот тут ходят безответственные слухи, - начал я, задрав голову и считая в небе голодных чаек, - что твоя настоящая фамилия вовсе не Гурко.
- Не Гурко? А как?
- Гурфинкель.
- Гурфинкель?
- Не просто Гурфинкель, а Сруль Израилевич.
- Да, я Гурфинкель, - внезапно согласился Гурко. - Но не Сруль Израилевич, а Александр Исаакович.
- Вот дать бы тебе по ебальнику, Александр Исаакович!
- Это выйдет чистый антисемитизм, - возразил князь.
Из-под деревянного гриба донеслись варварские звуки: Ренат Галимов читал моей жене и Степаниде стихи на башкирском языке.
- Водку он хлещет, как слон, - пожаловался Гурко. - Не могу угнаться. И жрет при этом много. Купил пять плавленых сырков, и сам все слопал. Мне полсырка оставил. Я ему говорю: есть деньги, давай сгоняю в буфет за колбасой. Сиди, отвечает, ты мой гость, я угощаю. И сует мне эти полсырка, мусульманин.
Я понял, что обжегшись на национальном вопросе, Гурко решил поднять вопрос религиозный.
- Им ханку вообще жрать нельзя, по Корану, - продолжал он. - А Ренату хоть бы хны. Ренат, говорю, тебе Аллах не велит. А он мне...
Но узнать, что ответил Галимов, мне было не суждено: по изможденному лицу Гурко вдруг пробежала судорога омерзения, и он, мыча, убежал в кабинку для переодевания - блевать. Блевал он так долго и громко, что чтение стихов под грибком пришлось прервать.
- С кем не бывает... - доброжелательно сказал Галимов.
В полусотне метров за кабинкой показался Петров, шагавший чеканным шагом вдоль линии прибоя. Теща и сестра тещи, взяв друг дружку под руки, шли сзади. Поравнявшись со мной, Петров остановился, мотнул головой в сторону кабинки и лаконично спросил:
- Гурко?
Отпираться было бесполезно: в паузах между отвратительными звуками из кабины несся характерный гурковский мат.
- Плохо стало человеку, - нерешительно ответил я.
Теща и сестра тещи обогнули нас, как мыс Горна, и двинулись по пляжу дальше.
- Плохо, говорите? - злобно спросил Петров, глядя им вслед. - А кому, позвольте узнать, хорошо? Вы думаете, трезвому хорошо? Трезвому еще хуже.
- Так напейтесь.
Петров посмотрел на меня изучающе.
- Вы не так просты, как кажетесь, - заметил он. - Вернее, как хотели бы казаться.
- Да я вовсе не хочу казаться простым, - возразил я.
- Именно это я и имел в виду, - загадочно сказал Петров и, более ничего не объясняя, зашагал за тещей и за сестрой ее вдогонку.
8
Перед полуночью мы с женой постучались в дверь к Степаниде.
- Кто там? - тревожно спросила она.
- Это Кондаков, - отозвался я. - Открой, Самохина, как коммунист коммунисту.
Дверь, заскрипев, отворилась, и мы вошли.
- Ты, Балаховский, дурак, - сказала Степанида, - и шутки у тебя дурацкие. Я тебя по голосу узнала.
- Неосторожно поступаешь, - заметил я. - В пылу страсти и Кондаков может заговорить чужим голосом. А где пельмени?
Пельменей на столе не было. Не было и водки.
- Подождешь, - заявила грубая Степанида. - Еще Гурко с Галимовым придут. Я их тоже попросила. Принесут самогону, - поспешно добавила она.
И тут же в дверь постучали.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».