Телефонная будка на краю земли - [47]

– Ты только послушай, – сказал Такэси и прочитал вслух краткое посвящение: – «Кэнго от папы».

Они оба были тронуты. Больше никаких обвинений, никаких «кретинов». Кто знает, может, их растянутый диалог с сыном во снах продолжается до сих пор. Они позвонили Судзуки-сану рассказать о книге, его эта новость тоже очень обрадовала. Тот мужчина не был в «Белл-Гардиа» уже несколько лет, но Судзуки-сан не сомневался, что он нашел способ общаться с сыном. В глубине души он желал этого всем гостям своего сада – чтобы каждый обустроил свое собственное пространство, где он будет бережно хранить свою боль и залечивать жизнь, и сам выбрал для него место.

22

Адрес книжного магазина в Токио, где Юи нашла книгу

Morioka Shoten & Co

1–28–15 Гиндза, р-н Тюо, Токио,

1-й этаж Suzuki Building

Эпилог

На радио Юи теперь вела две дневные программы. От работы по вечерам она отказалась, потому что любила ужинать с семьей. За столом они с Такэси и Ханой делились друг с другом новостями за день, а после свадьбы к ним все чаще стала присоединяться и мать Такэси.

Юи с трудом выдерживала шквал вопросов, которым свекровь встречала ее с работы, и, как и Акико, считала, что она слишком много болтает. Но в целом ей это нисколько не мешало. Юи даже была благодарна свекрови, потому что сама она за пределами радиостудии в плане разговоров давно была не сильна. Она любила молча забиться в уголок дома и наблюдать оттуда за его теплом и красотой: за Ханой, Такэси, за собой, за картинами повседневной жизни, которая бурлила то в гостиной, то на кухне, то в спальне.

Когда на любимых лицах появлялась грусть или усталость, она смотрела на них с еще большей нежностью. Юи обожала утомленные, подавленные лица, но те, кому она в этом сознавалась, или не верили, или принимали ее слова на свой счет и считали лестью. Им казалось, будто она их так успокаивает: «Да, выглядишь уставшим, заметно, но это тебя нисколько не портит». Некоторые даже обижались. На самом деле она нисколько не лукавила: уставшие лица действительно казались ей особенно красивыми. Иногда Юи даже задавалась вопросом: не потому ли она влюбилась в Такэси, что они встречались возле станции «Сибуя» в четыре утра и лицо у него всегда было потерянное и сонное?

Ребенок, который родится у нее вскоре, ребенок, о котором во время первой поездки в «Белл-Гардиа» она и мечтать не смела, уже будучи взрослым, обнаружит, что его мать любит хрупкость. Юи всегда видела ее в окружающих – обнаженную, отчетливую, однозначную, как определение в словаре.

Эта способность появилась у нее в тот месяц, который она, с разбитым вдребезги сердцем, провела в спортзале, глядя на море. Даже не на море, а на океан, поглотивший сушу, а потом вернувшийся на место. Лучше всего она изучила свою собственную хрупкость, знала каждую трещинку, появившуюся за те нескончаемые годы с марта 2011-го до дня, когда она встретила Такэси, а может, и до того, когда наконец подняла трубку Телефона ветра и поговорила с матерью и дочерью.

О своей хрупкости Юи не любила говорить. Но сама она в конечном итоге приняла ее, и это позволило ей снова начать заботиться о себе. Теперь Юи прятала свою хрупкость глубоко в душе, в той самой сокровенной ее части, которая позволяет сопереживать другим, становиться частью их жизни.

Если бы ее попросили объяснить, что такое хрупкость, она бы ответила без раздумий, что все мы изнашиваемся с течением жизни, на нас появляются бесчисленные трещинки, мы становимся уязвимыми. Но именно эти трещинки определяют нашу судьбу, пробуждают желание двигаться вперед, посмотреть, что будет дальше.

* * *

Однажды Юи заплачет, и этот день станет для нее одновременно крестинами и похоронами. В тот день они повезут в музей Анпанмана Хану и своего годовалого сынишку, за спиной которого будет фирменный рюкзачок железнодорожной сети «Синкансэн», изумрудный с розовым, как поезда, обслуживающие северо-восток Японии. Они спустятся на станцию «йокогама», отец будет крепко держать мальчика на руках, а он – пытаться вырваться и убежать к эскалатору: спускаться по эскалатору он будет любить примерно так же сильно, как бояться подниматься.

И когда поезд, следующий в противоположном от нужного им направлении, с грохотом подъедет к платформе, а ожидавшие его люди одновременно вскочат со скамейки, мальчик вдруг крикнет «Мама!», да так отчетливо, что родители застынут от изумления.

Вот так, без предупреждения, к ней вернется это слово. В тот день, когда их с Такэси сын произнесет его в первый раз, Юи замрет на месте с бутылочкой чая в одной руке и ручкой Ханы в другой.

– Что? Что он сказал? – спросит Юи мужа, пока китайские туристы будут наполнять платформу, окружая их со всех сторон.

– Он сказал «мама».

Вот она, новая банальность – самая важная из всех. В транспортной суете, под звуки четкого голоса, сообщающего о маршрутах, прибытии поездов, времени стоянок, выходах, они будут стоять молча, осознавая всю важность этого момента.

С трудом удерживая сына одной рукой, второй Такэси обнимет Юи. Его мать часто говорила, что пример заразителен, и была права. Хана, прочувствовав силу этого слова, подхватит его от брата и тоже произнесет: «Мама». «Мама, мамочка», – будет повторять она радостно, как волшебное заклинание, которое делает счастливыми взрослых и приводит в восторг детей.