Телефонная будка на краю земли - [44]
Ба-бах – дверь комнаты с грохотом закрывается, день окончен. Смена декораций. Теперь Юи, хоть и не видит себя со стороны, знает, что состарилась. Они вместе на кухне. Юи пытается обсудить с Ханой меню (или, может, планы на выходные?), но Хана только усмехается, кривит рот и иногда отпускает презрительные фразочки, напоминающие, что никакая она ей не семья. Чем она ее обидела, где ошиблась? Критиковала ее? Или, может, отказала в чем-то? В чем-то, что для нее было важно…
Нет, скорее всего, она не заслуживает такой злости, дело исключительно в распределении ролей, в том, кто они друг другу. И так было всегда.
Снова смена декораций, занавес поднимается. Они в каком-то новом месте, не в прихожей и не на кухне. Юи занудно бубнит без остановки: делай уроки, учись. Осторожнее с мальчиками, не надо с этим торопиться: один раз сделаешь – всю жизнь жалеть будешь, уж поверь мне, я-то знаю. Что с твоей юбкой, Хана? Зачем так высоко ее натянула? (Все девчонки так делают, и Хана будет.) И зачем накрасила губы ярко-красным? Смотрится пошло, совершенно не для твоего возраста. Они на пороге ее комнаты, Юи перегородила ей дорогу, Хана пытается вырваться.
– Куда ты собралась? С кем?
– А тебе, Юи, какое дело, а?
– Я твоя мать, я…
– Ты мне не мать, я не обязана перед тобой отчитываться.
Правда была в том, что: 1) даже если бы на ее месте была Акико, это ничего бы не изменило, 2) Юи никогда не решилась бы назвать себя матерью Ханы. Она слишком дорожила этим словом и впадала в ужас от одной мысли, что у нее его снова отнимут.
Несколько дней подряд Юи представляла себе Хану подростком, представляла, как она пререкается с ними обоими (да, с Такэси тоже, но в первую очередь с ней), ведет ожесточенную войну за право стать взрослой. Это тяжелое время для всех – и для родителей, и для детей. Юи при мысли о нем охватывал ужас.
Юи помнила, как впервые задалась этим вопросом, когда только забеременела: почему-то она до смерти боялась, что не справится с подростком. Она поделилась своим страхом с гинекологом во время УЗИ на двенадцатой неделе беременности. Врач тогда посмотрела на крошечное существо на экране, на перепуганное лицо Юи и расхохоталась.
В режиссерскую вернулся техник: «Что грустишь, Юи-сан? Все в порядке?»
А может, бояться надо совсем другого. Того, что Хана, наоборот, будет слишком податливой, настолько, что подростковый возраст так и останется для нее неоправданным ожиданием. Или, что еще хуже, упущенной возможностью. Вдруг она станет ограничивать себя во всем, потому что Юи не ее мать? Вдруг будет подавлять в себе все эмоции и протесты, которые так важны в этом возрасте?
Это будет ужасно. И в этом будет виновата она одна, Юи, потому что на самом деле Хане она не семья.
– Давай еще раз попробуем? – резко повернулась к технику Юи. – Это шипение во время эфира совсем выбило меня из колеи – до сих пор вся на нервах.
Всю следующую неделю пугающие сцены продолжали преследовать Юи. На кассе, когда она расплачивалась за салат-латук и гроздь винограда, в очереди в туалет на станции, на выходе из здания радиостанции, когда нужно было приложить пропуск к турникету. Ее постоянно мучило ощущение, что она не способна любить Хану так, как надо, особенно в тяжелые времена.
«Вот оно, вот в чем дело, – сказала она себе, изучая свое лицо в зеркале. – Проблема не в замужестве, не в переезде, а в том, чтобы стать матерью Ханы».
Она помнила, что ей потребовалось не меньше трех месяцев, чтобы ощутить любовь к своей собственной дочери. Она ее родила, у нее было девять месяцев, чтобы привыкнуть к мысли о материнстве. Страшно представить, что будет с неродной дочерью, которая неизбежно, в силу возраста, ополчится против нее?
Юи поняла, что за переживаниями о том, достаточно или недостаточно ее любит девочка, упустила из виду самые важные вопросы, требующие действий от нее самой.
В состоянии ли она любить Хану? Сможет ли она чувствовать себя с ней настолько свободно, чтобы ругать ее, кричать «все, прекрати, хватит»?
18
Две самые страшные мысли Юи за эти двадцать три дня
Любовь есть, но она бесполезна. Она не способна никого спасти.
Любовь не может навести порядок в саду, убраться в доме. Не так уж она и нужна на самом деле.
Перебирая в голове самые светлые воспоминания о дочери, она всегда будет раскаиваться в том, что счастлива. Или в том, что счастлива недостаточно.
19
До свадьбы оставалось меньше двух месяцев. Приближалось очередное 11 марта. С каждым годом этот день давался все легче, и все равно Юи каждый раз словно сдирала корочку с раны – проверить, зажило уже или нет.
Юи подходила ко входу на станцию «Токио», на экране мигал номер Такэси, потом номер Ханы. «Они хотят поговорить со мной, а мне нечего им сказать, – думала Юи. – Точнее, есть кое-что, что я могу им сказать всегда, но у меня просто нет сил ничем делиться». В последнее время Юи была неуловима: оправдывалась запуском новой программы на радио, в которой она выступала и ведущей, и режиссером, обещала, что после выхода в эфир первых двух-трех выпусков придет в себя и все станет как раньше.
Юи наткнулась на женщину, тихо пробормотала «извините». Рассеянность делала ее невежливой: она не стала поднимать взгляд, смотреть женщине в глаза, вместо этого ускорила шаг. Двери распахнулись, Юи оказалась на линии Тюо, встала в очередь на платформе.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Эштин Паркер отличается от других девчонок. Она не носит платья, классно играет в футбол и встречается с лучшим квотербеком сборной.Такие, как Эштин, ни к кому не привязываются. Потому что жизнь научила: любимые люди исчезают, не попрощавшись.Возвращение старшей сестры, сбежавшей из дома десять лет назад, ее вовсе не радует. Тем более что сестра появляется в компании красивого пасынка.Дерек Фицпатрик – загадка. Его исключили из школы, и в его прошлом много секретов. Он привык нарушать правила.Эштин привыкла выигрывать.
Однажды Рэйчел Суити влюбилась в Генри Джонса. За день до того, как переехать к океану, она оставила любовное письмо в книжном магазине его семьи. И ждала. Но Генри не ответил. Через несколько лет, оплакивая погибшего брата, она вернулась обратно. Окруженная пыльными книгами, письмами и заметками, которые оставляли покупатели в "Библиотеке писем", Рэйчел делает шаг навстречу новой жизни и… Генри. Но готов ли он ее принять?
Беренис – художница, о таланте которой никто не знает. Кроме него. Они видят одних и тех же чудовищ и воплощают их на бумаге. Оба считают свой талант проклятием. Они связаны запретными чувствами и кровавой историей о самоубийстве ее сестры Клэр. После трагедии Беренис чувствует, что тьма следует за ней по пятам. Девушка вынуждена бежать и скрываться. Но можно ли спрятаться от «самого Дьявола»?
В детстве мы были неразлучны. Сладкая парочка #ДашаДаня: сидели за одной партой, дрались, ставили друг другу подножки. Но мы всегда мирились, и он даже хотел на мне жениться. Потом мы повзрослели. Заклятый друг превратился в лучшего врага. Мы оба заигрались в ненависть и уже не можем остановиться. Но разве у #ЛюбвиНенависти бывает конец? Где бы я ни оказалась, судьба постоянно сталкивает меня с Даней, давая нам шанс все изменить.