Тайна озера Золотого. Книга 2 - [16]

Когда они добрались до своего жилища, было уже светло. Довольно мыча, Фролка принялся доставать из принесенного мешка различную еду. Прикрыв глаза от явного удовольствия, он кусал и, почавкивая, жевал, а то, что оставалось, протягивал Степке. Так Степка впервые попробовал хлеб, печенье, халву, конфеты. На юношу обрушился целый поток немыслимой вкуснятины. Особенно его ошеломил вкус сахара и конфет, которые они ели с бумагой.

Степка думал, что теперь они каждую ночь будут пробираться к этим людям и брать у них чудо-еду, однако на следующий день родитель повел его дальше по горным долинам, показывая и рассказывая, как в них добывать себе пропитание.

Первые заморозки наступили рано, в конце августа. Фролка их ждал, но с ними ждал и первого снега. Он заметно нервничал, понимая, что сейчас еды надо много, даже больше, чем на двоих, поскольку Тонькин и его детеныш продолжал расти и ел за двоих-троих.

По ночам сильно подмерзало. Под ногами все чаще стал похрустывать ледок. Побелели вершины гор. Степка поглядывал на родителя с упреком. Они уже давно голодали, и юноша не понимал, почему они не начинают большую охоту.

Как и любому, даже маломальскому промысловику, для хорошей охоты нужен был снег. Со снегом все лесные секреты — как на ладони. Фролка присмотрел обширный осинник, который вымахал на месте старого горельника. Он знал, что с началом зимы, когда остатки травы уходят под снег, лакомством для лосей становится осина, особенно молодая.

Первый снег с нетерпением ждал еще один охотник — житель Лысой Сопки Борис Прокопьевич Майданов, или, как его раньше звали, — Бориска.

Четырех девок нарожала ему жена Шура, которую семнадцать лет назад он привез из командировки. А неделю назад их первая дочь Надежда объявила, что срочно выходит замуж. Добро бы парень был ладный, а то бывший лагерник, один из сельских забияк, бражник Генка Кокорин, сын Ваньки Кокорина — рабочего с лесопилки, грубияна и драчуна.

На зону Генка угодил совсем пацаном по хулиганке. В лагере еще срок накинули за поведение. Восемь лет проходил он в зэках. Вернулся и на Надьку глаз положил. Загулял с малолеткой. Задурил девке голову. Вот неделю назад та и призналась, что тяжелой от Генки Кокорина стала. Хорошо хоть тот отказываться не стал, послал сватов.

У Бориса давно душа была не на месте. Дом, который достался от отца, требовал срочного ремонта. В леспромхозе, где он шоферил, заработки совсем упали. В лесничестве порох да патроны выдавать стали только в обмен на мех. Да Шурка стерва, когда он в лесу, чуть не в открытую с мужиками гуляет. Бесится баба! Из такого дерьма ее вытащил еще тогда, в Серове, привез домой, женился, по-людски вроде жить начали, а первенца родила, за старое взялась. Через всех мужиков в селе прошла: ни стыда у бабы, ни совести. А все красота ее… «Правильно мать говорила, что хлебну я еще через эту красоту, вот и расхлебываю который год. А тут еще Надька со своей свадьбой! Ох, как это не вовремя! Хорошо, что хоть снег рано выпал».

Борис шел быстро. Первый снег для него был всегда праздником. Все, что в лесу делается, на снегу написано — успевай читать.

Не планировал нынче Борис так рано за мясом, но свадьба, будь она неладная, все карты перепутала. И с охотой перепутала, и с ремонтом. Жить молодые будут явно с ними, у Ваньки негде, да и Надька не выдержит, через день сбежит от такого свекра. А какой Генка помощник?! Вот и придется все самому. А времени в обрез. Не сегодня-завтра начнутся морозы.

Пошел налегке. Собак брать не стал, не на белок собрался. Патроны жаканами зарядил. Еды взял на три дня.

Лет семь назад или восемь Данила Бахтеяров спалил лес на Долгой гриве. Спалил специально, как исстари поступали вогулы со старым лесом. Лес сгорал, а на месте горельника быстро вырастал осинник — лосиное лакомство во время зимы. С этой целью Бахтеяровы и выжигали в определенных местах старые урманы.

Минувшим летом Борис специально заходил на Долгую гриву посмотреть на этот молодой осинник. Его убедили и сочность, и густота побегов, а значит, с первым снегом придут лоси.

Вот туда и шел Борис, неся на плечах пайву, ружье, а в голове тяжелые и далеко не радостные думы.

На ручье Шептун, перед самым осинником, думал заночевать в бахтеяровской же избушке, а с самым рассветом выйти на Долгую гриву.

Утром Степка проснулся от довольного мычания родителя. Вышел из схрона — бывшей медвежьей берлоги, приспособленной под временное жилье, и ослеп — все было белым-бело. За ночь снегу навалило по щиколотку.

Голодные, но уверенные в удачной охоте, они отправились в тот молоденький осинник, что Фролка присмотрел накануне. Нужно было обойти всю эту длинную невысокую сопку, определить, пришли ли звери в осинник, откуда пришли и как будут отступать, если их спугнуть, и лишь затем правильно устроить засаду.

Однако на этот раз удача покинула их. Первая и главная промашка Фролки была в том, что он не слышал выстрела. А может, и слышал, но не придал значения одинокому, далекому ружейному выстрелу, который прозвучал в противоположном конце гривы. Степка если и слышал, то, скорее всего, принял его за какой-то природный звук, поскольку никогда еще не слышал ружейной пальбы.