Тайна исповеди - [58]
Короче, именно с этим мощно пропиаренным оружием, которое изобрел якобы сержант, СССР проиграл холодную войну. Потерпел поражение в битве против свободного мира. Нет у нас теперь ни Азии, ни Африки, ни Латинской Америки просовецких/пророссийских. Да и СССР куда-то делся, если вы заметили. Вот что символизирует автомат Калашникова — цепь поражений. А с некоторых пор с темой боевого применения АК связаны еще и Грузия, Чечня, Крым, Донбасс… Сирию, пардон, чуть не забыл упомянуть!
Ну, хвалить или ругать участников истории с АК, разбираться, что правильно, что неправильно — зачем, когда поезд давным-давно ушел? А вот что было бы неплохо — так это знать подлинную историю отечественного оружейного дела. И не вливать лишнего (оружейного) масла в жопу. В которой оно, друзья, без надобности.
В конечном счете по-любому автомат получился хороший. Кто б ни был его автором. И кто написал пьесы Шекспира — он сам или кто другой, — нам всё равно.
P. S.
На постаменте памятника Калашникову, на освободившемся месте — оттуда сбили схему Шмайссера — уместно было б дать цитату из мемуаров героя, про его семью, раскулаченную и сосланную:
«Выслать-то выслали, но и поддерживали, так что особо не голодали. Вот я думаю, может, это так надо было — ведь раскулачивали наиболее хозяйственных и приспособленных к работе на земле людей. Потом они в ссылках вгрызались в целинные земли и поднимали их, доводили до нужной кондиции. Может, Сталин тем самым обеспечил освоение безлюдных пространств России? А то ведь достались бы непрошеным гостям. То, что мы сегодня наблюдаем по Дальнему Востоку, да и в Сибири тоже. Нет, была, очевидно, сермяжная правда в том жестоком деле. Страну надо было сохранить и укрепить, война была не за горами. Я не оправдываю сталинизм и его перегибы, но вот что-то думается, всё это было не случайно, рассчитывалось на большую перспективу. Это была дальновидная политика».
Конец цитаты.
Вот пусть будет слово в слово. Кто мы такие, чтоб выкидывать слова из песни?
Глава 23. Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren
Короче, немки — это песня. Даже не песня, а — разные песни, которые я, бывало, с ними по пьянке пел.
Первая их песня, которой они меня научили — то есть не они, а она, курносая конопатая Barbel, — была их старинная.
Ich ging einmal spazieren, nanu, nanu, nanu!
Ich ging einmal spazieren, was sagst du denn dazu?
Ich ging einmal spazieren, bums, vallera.
Und tat ein Madel fuhren, ha ha ha ha ha,
und tat ein Madel fuhren, ha ha ha ha ha.
Sie sagt', sie hatt' viel Gulden, sie war von Adel, nanu, nanu, nanu, Ich braucht mich nicht zu schamen
— ну и так далее.
Bums fallera — это было так безобидно и весело. Как-то даже и вовсе не по-немецки, что отчасти мирило меня с их страной, с их мрачным прошлым, которое давило на меня. Да, вот эта пролитая ими кровь отравляла меня и заставляла мечтать про некую месть, про расплату. Потому что те палачи — не люди, надо вычистить от них землю и после счастливо смеяться, и никакой вины на тебе не будет никогда! Нас из школы возили в Краснодон, на экскурсии, и там рассказывали про комсомольских подпольщиков, про ту давнишнюю «Молодую гвардию». Фашистская тема — пытки, муки и казни. Жуткие медицинские инструменты, которыми раздирали плоть красавиц… Отрубленная рука их там главного комсомольца, которой, конечно, в музее не было… Когда нас толкнули к тому, чтоб мы поглубже вникали вот в это, в мертвое, тогда что-то тонкое и нежное человеческое в нас — убивалось, оно не совместимо было с обильными знаниями про то, как молодых веселых людей превращали в кровавое несвежее мясо.
И вот это вот страшное, пыточное, мясное, трупное — оно от этих немецких мирных песен как-то слабело и сдвигалось, хоть на время, на задний план, прочь с глаз. Бывшее становилось, по крайней мере начинало казаться — как бы и не бывшим. Ну вот ты с симпатичными девчонками в Рейхе выпил шнапса, и они, красавицы, сшвають, и ты с ними, ничо страшного же вроде в этом нету?
Другая, ее звали Инес, с севера, с Балтики, болтала на Plattdeutsch, на мекленбургском диалекте, как бы поморском.
Мы с ней то и дело напивались (она любила красное сухое, которое казалось в Совке в те времена досадным недоразумением и шло в ход только за неимением водки и портвейна), и она пела мне тихим звонким голосом, этаким виагрическим:
— Dat du min Leevsten bust, dat du woll weeRt, Kumm bi de Nacht, kumm bi de Nacht, segg wo du heeRt…
Это было ее мне признание. В стихах. Ну, пускай даже в чужих. Я понимал почти всё в этом забавном суржике, англо-немецко-идишном волапюке, который подсвечивал наш бесхитростный, как бы детский секс — какими-то яркими цветами, как обложки книг со сказками… Черт возьми, она меня умиляла и заводила своими песенками. Они были старинные и показывали, что немки всегда были веселые и не ломались, не выпендривались:
Kumm du um Middernacht, kumm du Klock een!
Vader slopt, Moder slopt, ick slap aleen…
Segg mi was Leevs…
meern steiht dat Bett…
Родители спят крепко, так что давай, заходи и в койку, только не шуми.
Ick slap aleen — это же почти английский! Да, дас ист фантастиш, практически. Я тогда попал в какой-то лингвистический рай, посреди которого стоял диванчик Инес, ненаглядной певуньи моей тогдашней.
Два циничных алкоголика, два бабника, два матерщинника, два лимитчика – хохол и немец – планомерно и упорно глумятся над русским народом, над его историей – древнейшей, новейшей и будущей…Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека – хохол и немец – устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились – и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.
Эта книга — рвотное средство, в самом хорошем, медицинском значении этого слова. А то, что Кох-Свинаренко разыскали его в каждой точке (где были) земного шара, — никакой не космополитизм, а патриотизм самой высшей пробы. В том смысле, что не только наша Родина — полное говно, но и все чужие Родины тоже. Хотя наша все-таки — самая вонючая.И если вам после прочтения четвертого «Ящика» так не покажется, значит, вы давно не перечитывали первый. А между первой и второй — перерывчик небольшой. И так далее... Клоню к тому, что перед вами самая настоящая настольная книга.И еще, книгу эту обязательно надо прочесть детям.
Выпьем с горя. Где же ящик? В России редко пьют на радостях. Даже, как видите, молодой Пушкин, имевший прекрасные виды на будущее, талант и имение, сидя в этом имении, пил с любимой няней именно с горя. Так что имеющий украинские корни журналист Игорь Свинаренко (кликуха Свин, он же Хохол) и дитя двух культур, сумрачного германского гения и рискового русского «авося» (вот она, энергетика русского бизнеса!), знаменитый реформатор чаадаевского толка А.Р. Кох (попросту Алик) не стали исключением. Они допили пятнадцатую бутылку из ящика водки, который оказался для них ящиком (ларчиком, кейсом, барсеткой, кубышкой) Пандоры.
Одну книжку на двоих пишут самый неформатно-колоритный бизнесмен России Альфред Кох и самый неформатно-колоритный журналист Игорь Свинаренко.Кох был министром и вице-премьером, прославился книжкой про приватизацию — скандал назывался «Дело писателей», потом боями за медиа-активы и прочее, прочее. Игорь Свинаренко служил журналистом на Украине, в России и Америке, возглавлял даже глянцевый журнал «Домовой», издал уйму книг, признавался репортером года и прочее. О времени и о себе, о вчера и сегодня — Альфред Кох и Игорь Свинаренко.
Широко известный в узких кругах репортер Свинаренко написал книжку о приключениях и любовных похождениях своего друга. Который пожелал остаться неизвестным, скрывшись под псевдонимом Егор Севастопольский.Книжка совершенно правдивая, как ни трудно в это поверить. Там полно драк, путешествий по планете, смертельного риска, поэзии, секса и – как ни странно – большой и чистой любви, которая, как многие привыкли думать, встречается только в дамских романах. Ан нет!Оказывается, и простой русский мужик умеет любить, причем так возвышенно, как бабам и не снилось.Читайте! Вы узнаете из этой книги много нового о жизни.
Новая книга репортера Свинаренко, как всегда, о самом главном в жизни.Профессия этого человека – предаваться размышлениям и пытаться понять, что же с нами происходит и в чем смысл происходящего. Иногда это ему удается. Какие-то его предсказания даже сбылись – например, о кризисе.Пишет он не только много, но и старательно, дает качественный штучный продукт – а сейчас это не очень модно. Но тем не менее он не бросает своего занятия.Почему?
Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.
Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.