Второго своего немца я убил при следующих обстоятельствах…
Впрочем, про это еще рано. А пока надо сказать, что, как правило, я убивал, только когда мне казалось, то есть я даже был уверен, что всё чисто и меня не поймают. Да, много врут про то, что якобы идеальных убийств не бывает, что они все-все раскрываются. Ага. Однако же любой участковый вас легко в этом разубедит в сколько-нибудь откровенной беседе. Ну и полно же сенсаций про убийц, найденных через годы после преступления, когда уж сгнили кости граждан, облыжно объявленных злодеями и казненных. Да и не надо далеко ходить, нет надобности нагнетать, тут вам не сериал. В России каждый год бесследно пропадает что-то там тыщ 50 человек. И примерно столько же замерзает насмерть, по пьянке.
— Ну ужас, но не ужас-ужас, — говорят менты. Мало ли что это было — бомжи зарезали своего или кто-то помер на помойке, от метилового спирта и/или болезней, ну и всё. Ничего страшного.
Короче, всем легче, когда пипл верит в неизбежное и окончательное раскрытие всех и всяческих убийств.
Впрочем, тут лучше по порядку.
С самого начала.
Начала не чего-нибудь, а века, и не этого нашего невнятного и мутного причем, а прошлого, с которым всё более или менее понятного — ХХ. Он начался, как известно, не в 1900-м. Похожая путаница была и с началом нашего теперешнего Миллениума, когда некоторые неосмотрительные граждане праздновали смену веков в ночь с 1999-го на 2000-й, — а, как известно, в 1901-м.
Так, значит, предыдущий век начался не с красивого числа с двумя нолями на конце, а в ночь с 1900-го на некруглый 1901-й.
Я потому всю жизнь так цепляюсь за тот год, что в нем, в самый первый его день, родился мой старший дед (младший — куда позже, в 1914-м). Про то, как он начинал тогда жить, — мне всегда было приятно и волнительно думать. Сам он рассказывал мне, что родился в Сумской губернии, в крестьянской семье. Лет в 15 впервые прокатился на социальном лифте — перебрался из села в город и там устроился на сахарный завод, dolce vita, к слесарям и механикам. Это было этажом выше крестьянства, несколько в стороне уже от идиотизма деревенской жизни — прямо книжный школьный какой-то марксизм. Я когда-то, в детские годы, играл в эти даты с неким даже восторгом. Был в совецких газетах термин — «ровесник века», и он поднимал казенный статус всего, к чему его лепили. Это как раз про моего деда, буквально. (Я вообще часто думал, то есть мне казалось, как-то моталось в мутной глубине подсознания, будто это не «ОН+Я», не «МЫ», а один человек, который сначала был «ОН», а после стал «ОН+Я» — в одном флаконе. И будто бы это и есть настоящий «Я». В этом, возможно, есть некая тень безумия, но кто не любил, тот, скорей всего, не поймет, как двое не то чтоб становились единым целым, но таковым себя «всего лишь» воображают и воспринимают, причем иногда — довольно успешно; тут главное, чтоб оба были довольны, и к бабке-сексопатологу не ходи.) Я фантазировал на тему: дед доживет аж до далекого нереального 2000 года и будет удивляться научно-фантастическому будущему, в частности, разным чудесным приборам.
Приборы же оттуда, из 60-х, мне в непонятном, как бы игрушечном будущем, которое я «сквозь магический кристалл еще неясно различал», виделись следующие.
Некий телефонный аппарат, который я носил бы в сумке типа офицерского планшета — на плече. Он был бы на батарейках, само собой. По нему можно было б звонить на городские аппараты. И, звоня так, удивлять народ. И таким манером овладевать частью мира.
Еще я видел некую ничего общего с телефоном не имеющую отдельную машинку, которая влезала бы и вовсе в карман пиджака. Там я предусмотрел клавиши, ударяя по которым можно было бы набивать телеграммы и они б сразу улетали адресату. Этот механизм мне был понятен, дело ж простое. Однако не всё было ясно с деталями — всех ли снабдят такими переносными телеграфными аппаратами или только избранных — в круг которых, безусловно, вошли бы вместе со мной мои друзья (тогдашние; где они сегодня, кстати? Иных уж нет, а те далече, и немало тех, кто жив-здоров, но давно сделался неактуальным, по самым разным причинам).
Мой мысленный взор через вот тот самый магический кристалл прозревал еще и автомобили, которые управляются черт-те какими навигационными приборами и ездят без шофера, а только со мной, с пассажиром. Почему мне нужна была самобеглая автономная суверенная коляска? Да потому, что сам я и не мечтал получить права, задача ж сложнейшая, а я далеко не супермен.
Мысль о том, что с дореволюционным моим дедом мы будем запросто путешествовать по будущему XXI веку, делала меня вполне довольным жизнью и даже — счастливым. Себя я видел в новом прекрасном веке еще крепким 43-летним стариком, который поддерживает за локоть своего дряхлого предка и по-хозяйски показывает ему свои future владения. Я когда-то почитывал незатейливого Герберта Уэллса, не подозревая, что самым его удачным провидчеством станут наши совецкие морлоки. Те, что ночами вылезают из своих звериных подземелий и рвут на части наивных интеллигентов и потом продают сделанную из них колбасу их пока еще живым соплеменникам образованцам. Уэллса я любил даже больше, чем нашего Беляева с головой профессора Доуэля, взятой скорей не из пушкинской сказки про богатыря без туловища, но из будущей американской реальности: это как бы некий самец Моники Левински. Выдумщик-англичанин разговаривал даже со стариком Лениным, кремлевским мечтателем. Моему деду такой разговор в жизни не выпал, и это в нежные годы мучило меня — ведь такое могло ж случиться, а по какой-то досадной причине — не случилось, о, и каким же обделенным я себя чувствовал! За неделю до того, как я залег на диван набивать эти строки, мне на одной европейской набережной под тентом пивного заведения встретился немец: он обернулся на русскую речь, посредством которой я отвечал на телефонный звонок, и счел своим долгом обратиться ко мне, улыбнуться и похвалить Путина. С которым он, правда, не пересекался — зато видел живого фюрера! Да, да, того самого! В 1944-м Адольф Алоизыч выступал на митинге, куда привели и давешнего старика-туриста, на тот момент — школьника. Эк оно повернуло… Гитлера живого видел, а теперь вот хвалит нашего вождя. Эволюция!
