Тайна аббата Соньера - [77]

И кратким движением пальцев он обводит кружком вершину Пик.

Мари стоит озадаченная, ее глаза устремлены на Пик, который выступает в сторону Кум-Сурд, подобно рогу. Но Беранже улыбается с насмешкой, ему, кажется, наплевать на то, что проделывает Будэ. Он хорошо видит, что площадь, ограниченная кругом, представляет собой не меньше тридцати гектаров.

— Я вас, кажется, не убедил, — констатирует Будэ, который снова принял свой таинственный расчетливый вид, его подвижные и хитрые глаза смотрят с вызовом на Беранже. Его чувства, столь натренированные, чтобы находить правду, насторожены. Его взгляд начинает рыскать, отыскивая и расставляя невидимые ориентиры на лице Беранже, его слух отмечает иронию во вздохах.

— Это территория, которую нужно обследовать, делает вас таким язвительным? Конечно же, она, не правда ли, Соньер? — говорит он, наконец.

— Вы проницательны, но нужно было бы быть еще более проницательным, чтобы обнаружить тайник в густых зарослях кустарника, где перемешались колючки и ветви зеленых дубов леса Лозэ. Вокруг Пик сорная трава вьется по скалам, как плющ, стелющийся по стенам. Раненые животные приходят туда умирать, укрываясь от охотников, и, когда пытаешься их преследовать, никогда не нужно отступать назад, а следует с каждым шагом продираться вперед сквозь колючки. Там испытываешь ощущение, что время удлиняется до бесконечности.

— Вот по этой-то причине наши предки и выбрали его, чтобы спрятать сокровища. Попробуйте, Соньер! Подумайте о своей фортуне.

— Я попробую.

Глава 18

Время от времени он оглядывается, чтобы убедиться, что никто не идет за ним следом. Нет! Никого нет позади. Он идет по руслу ручья Буду, и подковы на его башмаках издают грубый, звонкий стук. Вероятно, только вороны слышат его. Он останавливается и внимательно смотрит на ворон, сидящих на лысой горе Сула. Посреди серых скал с зелеными пятнами птицы гнездятся десятками, как крошечные черные буквы на фронтоне какого-нибудь храма. Он вынимает карту и компас из своей котомки и ориентируется.

Вот уже четыре дня, как он обшаривает юго-восточную часть Пик, остерегаясь случайных встреч с крестьянами из Вальдье. Целых четыре дня он обследует каждый кустик, ломает себе ногти, переворачивая камни весом в двести фунтов, проникает в расщелины, проникает в берлоги… Он ничего не упустил из виду, чтобы довести до совершенства свои поиски, доходя до того, что ставит отметины каждые три метра, потом через каждый метр.

Замерзший ручей ведет его прямо на восток, к солнцу, которое выбивается из-за тумана на горизонте в этот час, когда все растения скукоживаются от холода. Он решает покинуть его. Дорога еще длинная. Перед ним хребет горы впивается в небо тысячами деревьев, растущих над пропастью, утесами, притаившимися в густых мрачных зарослях, и зловещими дырами гротов.

При входе на тропинку, огибающую лес, он чертит крест на стволе одного из дубов и думает о кресте, о солнце и о змеиной букве, выгравированных на медальоне. Когда же он их обнаружит? Он долго размышлял над значением змея Самеха, еще называемого евреями в древности Нахаш. Нахаш, который, как ему известно, обозначает также медь, металл, дающий зеленое пламя, когда он горит под воздействием кислорода. Тогда он вспомнил о словах Ильи: «Вот вам. Это талисманы. Если случайно во время своих поисков вы окажетесь в присутствии зеленого света, расположите их на земле вокруг себя».

Талисманы находятся в котомке, четыре пластины из темного металла, украшенные крестами с полумесяцами и сериями букв iod и lamed[43]. Однако так как аббат сомневается в их эффективности, он прибавил к ним распятие, склянку со святой водицей и огромный тесак. Лес черен и молчалив. Беранже обращает к нему вопросительный взгляд, потом ускоряет свой шаг. Вскоре он добирается до Пик, откуда ему открывается весь окрестный пейзаж. Мории, Женду, Кум-Сурд, Вальдье просыпаются, и их жители, одетые в кожи и шерсть, отправляются в хлев или в овчарню повторять одни и те же движения, пришедшие из прошлого. В какой-то момент он с наслаждением думает о теплом вине, подаваемом женщинами в жестяных кружках, о котелке с супом, дымящемся на очаге, о младенцах, голосящих в своих люльках, повешенных на стену, которым старики напевают: бай-бай, спи, малыш… Он мечтает обо всем этом, об этих людях, о земле-спасительнице, в которой он черпает свою силу. Он встряхивается и продолжает свой путь. Сегодня он хочет обследовать северо-восточный склон Пик. С очевидным намерением достичь как можно быстрее подножия горы он сбегает по склону, передвижению по которому препятствуют каменные обвалы и песчаные потоки. Его нога цепляется за выступ какого-то камня, и он падает, летя кубарем в куче осколков камней по направлению к плоской скале, чей блеск он замечает прежде, чем стукнуться об нее лбом. Он теряет сознание.

«Где я?» — говорит он, раскрывая глаза и глядя на белый выступ на скале. Осторожно Беранже шевелит своими конечностями, продолжая массировать свой лоб, на котором запеклась кровь. Потом он вспоминает о своем падении и непрерывно смотрит на горный хребет. Сердце его бьется, может быть, по причине высоты, может быть, из-за того, что он замечает в резком солнечном свете. Внизу под тропинкой, десятью метрами ниже, пять маленьких каменных глыб круглой формы кажутся ему знакомыми. Они голубые. Голубые! Голубые и круглые! В ПОЛДЕНЬ ГОЛУБЫЕ ЯБЛОКИ. Беранже думает, что это сон. Он делает глоток вина из своей фляги. Он поднимается на ноги и начинает карабкаться, подбирая свою котомку, которая осталась висеть на сухом кусте. Однако чем ближе он приближается, тем сильнее глыбы теряют свой цвет. Это световой эффект. Он опускается на несколько метров: они снова голубые. Его часы показывают двенадцать минут после полудня. У эксперимента есть цвет, правдоподобие и пагубная красота послания Оффэ.